Война Волка
Шрифт:
— Жаль, что он не носит отцовской короны, господин. — сказал Беттик.
Я проверил, чтобы у моих людей была пища и место для отдыха, сделал им бессмысленное предупреждение не шляться по тавернам и не встревать в драки и вслед за Беттиком пошел к дому с южной стороны форта, В нем еще сохранились старые римские стены, хотя штукатурка с них отвалилась, а крыша теперь была соломенная, В крайней комнате, видимо, когда-то находилась торговая лавка, а в большей, внутренней, размещались кровать, табурет и стол, тростниковые циновки на полу и очаг. На улице потеплело, и я отказался
— Раздобудь мне поесть. — приказал я ему. — и эля, И себе чего-нибудь тоже.
— Я покажу тебе, где найти еду, парень. — Беттик увидел замешательство Рорика.
— А где ты потерял глаз? — спросил я управляющего.
— В Восточной Англии, господин, В ужасной битве пару лет назад.
— Я ее пропустил.
Большую часть того времени, что Эдуард потратил на завоевание Восточной Англии, я провел в Честере.
— И очень жаль. — продолжал Беттик, Он умолк, но я вопросительно смотрел на него, и он пожал плечами. — Король выстроил нас перед рвом, господин, Датчане столкнули нас туда, и мы потеряли много хороших воинов.
— Перед рвом? Не за ним?
— Он решил, что это не позволит нам отступать.
— Когда-то я возлагал на него надежды. — угрюмо произнес я.
— В итоге он разбил тех датчан. — сказал Беттик, но слова не звучали как похвала. — Я покажу твоему парнишке, где найти поесть, господин.
Едва он ушел, я отстегнул пояс с мечом, стащил через голову кольчугу вместе с засаленной кожаной подкладкой, лег на кровать и уставился на грязную циновку, Я пытался представить лицо Стиорры и не мог, Я вспоминал ее жизнелюбие, улыбчивость и ум. Где теперь ее дети? Я крепко зажмурился, чтобы удержать слезы. Еще сильнее я сжал свой молот, так что заныли пальцы. Проклятие нанесло удар, но кончилось ли оно? Я зря потратил несколько недель жизни, пересек Британию, чтобы спасти того, кто не нуждался в спасении, потом гнался за врагом пол пути к Эофервику, только чтобы застрять в этом мерсийском бурге, где звон колокола созывает верующих на полуденную молитву, Я думал о Беббанбурге, где безбрежное море бьется о песчаный берег, где над большим домом дует ветер, где я должен сейчас быть.
— Приветствую, господин. — раздался чей-то голос.
Я не слышал шагов и вздрогнул, Я сел на постели, ища взглядом Вздох Змея, но тут же расслабился. Это оказалась Мус, известная также как Сунгифа, сестра Гомерь, вдова епископа, потаскушка и возмутительница спокойствия.
— Разве ты не должна сейчас быть на молитве? — язвительно поинтересовался я.
— Мы всегда молимся. — ответила она. — вея жизнь — молитва. Вот, господин. — она протянула мне что-то, завернутое в льняную ткань, Я развернул и обнаружил кусок кровяной колбасы. — А это вино лорда Осферта. — добавила Мус, опуская у моих ног флягу.
— Лорда Осферта?
— Он же сын короля, разве нет?
— Он бастард.
— Народ болтает, что и лорд Этельстан тоже бастард.
— Нет, Его родители были женаты, Я знаю священника, который их обвенчал.
Она протащила скамейку по полу и уселась напротив меня.
— В самом
— Точно.
— Значит. — начала она, но засомневалась.
— Значит. — продолжил я. — он законный наследник отцовского трона.
— Но. — сказала она и опять запнулась.
— Но. — закончил я. — этот мелкий кусок дерьма Этельвирд имеет могущественного дядюшку.
— Ты про Этельхельма?
— Чья сестра стала женой Эдуарда.
— Но он отослал ее прочь. — сказала Мус. — и теперь у него новая женщина.
— Однако. — напомнил я. — у лорда Этельхельма четыре или пять сотен воинов, А у той новой женщины войска нет, только красивые сиськи. — Мус захихикала, а я нахмурился. — Тебе не следует над этим смеяться. Ты же монахиня.
— Разве я похожа на монахиню?
Она была в бледно-желтом льняном платье, а когда я рассмотрел получше, то увидел, что края платья расшиты голубыми цветами. Дорогое, решил я.
— Ты что, не монахиня?
— Я была лишь послушницей, господин.
— Послушница? Звучит как «прислуга».
— И меня выгнали. — печально сказала Мус. — Настоятельнице я не нравлюсь.
— И что. — начал я, но решил, что вопрос задавать незачем.
— Я прислуживаю в большом доме. — все же ответила она. — И я нравлюсь лорду Осферту. — Увидев выражение моего лица, она рассмеялась. — Он бы и хотел, господин, да боится своего Бога.
Я тоже рассмеялся.
— Мужчины глупы. Женщины делают их глупцами.
— В этом наше искусство. — улыбнулась она.
— У некоторых женщин — да. — сказал я. — Но жизнь несправедлива. Не все женщины привлекательны.
— Мне говорили, твоя дочь была красавицей.
Я улыбнулся. Отчего-то разговор с Мус о Стиорре не причинял боли.
— Да, Она была темноволосая и высокая, совсем не похожа на тебя. Суровая красота.
— Мне жаль, господин.
— Это рок, Мус, судьба. — Я отхлебнул из фляжки и нашел вино Осферта кислым. — Значит, теперь ты служанка?
— Я присматриваю за служанками на кухне и в главном зале. — сказала она. — и пришла попросить об одолжении.
— Проси. — кивнул я.
— К нам тут прибилась девчонка. По-моему, ты ее знал, Винфлед, У нее рыжие волосы.
— Белка. — произнес я.
Мус рассмеялась.
— Правда, похожа. Она и ее муж помогают на кухне.
— Он монах. — сказал я. — и нарушил обеты.
— Правда? — удивилась она.
— Жизни в молитве он предпочел Белкины сиськи.
— Немало монахов наслаждаются и тем, и другим. — равнодушно ответила Мус. — Я хочу, чтобы ты поговорил с Винфлед, господин.
— Я?
— Ты ведь знаешь, что с ней случилось?
— Ее изнасиловали.
— И не раз. — сказала Мус.
У внутренней двери появился Рорик, заметно смущенный присутствием Мус.
— У меня тут сыр и хлеб, господин. — запинаясь, произнес он. — и эль.
— Поставь на стол. — сказал я. — а потом ступай, помой Тинтрига. — Он медлил, глядя на Мус. — Ступай! — Он ушел. — Хочешь сыра? — спросил я Мус.
Она покачала головой.
— Это причинило ей боль, господин.
— Она не первая и не последняя.