Война за мир
Шрифт:
— На что вы намекаете!?
— Я? Ни на что. Я просто рассказываю вам о том, какова военная культура Японии. Сохранить лицо. Сохранить честь. Это основа и фундамент их службы. Причем сохранение чести очень специфично. Если женщина-японка из военного сословия понимает неизбежную угрозу своего пленения, то она обязана сделать самоубийство, перерезав себе горло ножом. Если она обесчещена, тоже самое. И так далее. Причин, по которым она обязана убить себя — масса.
— Должна не значит будет.
— И должна, и будет, и делает. Это ОЧЕНЬ непривычная для нас культура. И мужчина-воин должен совершить самоубийство
— Пожалуй… — совсем неуверенно произнес морской министр.
— Тем более, что Николай Александрович всех людей, что попадали в это соединение, особенно воспитывал в довольно кошмарном ключе… — произнес начальник разведки и начал повествовать.
Император Востока очень творчески подошел к насаждению бусидо, немало его переработав и дополнив тем, что, как ему казалось, было плоть от плоти этого учения. По его мнению, разумеется. Но Николай Александрович сформировался и развивался как личность в конце XX — начале XXI века. Поэтому его видение учения бусидо тесно переплеталось с большим количеством всевозможных сказок, порожденных культурой постмодернизма и тотального синкретизма всего и вся. В частности, наш герой усмотрел в идеях бусидо много общего с культурными особенностями темных эльфов. Известных также как дроу или илитиири. Поэтому, например, концепция фехтования, и без того овеянная массой мифов и легенд в японской традиции, стала вообще возводиться в культ «танца со смертью». А само бусидо обрастать совершенно не свойственными ему культурными особенностями.
Начальник разведки вещал, рассказывая о том, что там творилось в этом «Цветке сакуры». А у всех присутствующих волосы шевелились.
— … и теперь, зная это, попробуйте оценить природу панических радиограмм. — Завершил свое длинное выступление начальник разведки.
— Почему вы мне раньше о них не рассказывали все это? — После довольно долгой паузы, вместо морского министра спросил Генрих.
— Потому что бы убежден — этот корпус — просто форма дома для душевнобольных. Место, куда утилизируют всех буйных психов Империи. Просто утилизируют.
— Да… уж…
— Так что же получается? — Тихо спросил военный министр. — Эти радиограммы что, правда?
— Отчасти — да. — Тихо произнес начальник разведки. — Я даже представить себе не могу, что там сейчас происходит. Но очевидно — ничего хорошего и здравого от этих вооруженных до зубов и выдрессированных психопатов ждать не приходится.
— Так это просто панические вопли? Константинополь еще держится? — Поинтересовался Генрих.
— Держится? Не думаю. Скорее всего — это даже не паника. Это скорее агония. Какие-то очаги сопротивления возможно еще есть. Но я более чем уверен — ненадолго. В целом же — город потерян. Я думаю, что Николай Александрович специально ввел туда эти войска. Город теперь чихнуть громко будет бояться, вспоминая о том, что могут прийти эти кровожадные психопаты. А трупы с улиц еще не один день будут вывозить. В том числе и расчлененные. У них ведь у все есть мечи, и они ими охотно пользуются.
Генрих закусил нижнюю губу и вернулся к окну, уставившись на облака.
В помещении наступила тишина.
Долгая тишина.
Очень долгая.
Наконец Генрих тихо, почти шепотом спросил:
— Как обстоят дела в Силезии? Когда будет деблокирована наша окруженная группировка?
— …
— Чего вы молчите?
— Мы не можем ее деблокировать, — едва слышно прошептал военный министр.
— Что?! — Взвился Генрих, резко развернувшись. — Почему?!
— Империя отвела свой механизированный корпус и заняла территорию пехотой Имперского резерва. Это давало нам шансы. Но пехота была усилена подразделениями легких… как их? — Поинтересовался он у начальника разведки.
— Боевые машины пехоты, — подсказал тот.
— Да. Боевыми машинами пехоты. Это их легкие танки. Легкие. Развитие тех, которые мы видели в 1914 году. Но они у них получились очень странные. Малый запас хода. Прочная лобовая бронеплита, в то время как бортовая и кормовая броня пробиваются даже крупными осколками. Стандартно они вооружены спаренным 12-мм пулеметом в легкой поворотной башне с большой и крепкой маской. У башни есть «уши» для подвеса дополнительного вооружения. Туда можно поставить либо еще два 12-мм пулемета, либо единые пулеметы с огромным боезапасом, либо пару 100-мм безоткатных пушек, либо огнеметы, либо пусковые для реактивных снарядов, либо станковые гранатометы, либо пусковые для дымовых или еще каких шашек. Причем в любой конфигурации. И они активно все это комбинируют. Демонтаж и монтаж этих видов вооружений очень быстрый. Считанные минуты. Что позволяет этим машинам быстро адаптировать к текущему моменту.
— И что не так с этими легкими танками? Ваши танкисты не могут их пробить?
— В лоб — да. Там слишком толстая и жесткая цементированная бронеплита. Да еще под углом неприятным, из-за которого очень много рикошетов. Ну и маска орудия ей под стать — прямо головная боль. В целом броня тонкая и машина легкая, но в лобовой проекции — очень непростая цель. А так как эти боевые машины действуют в боевых порядках пехоты, то очень часто приходится с ними перестреливаться именно что лоб в лоб.
— Так про эти орды легких танков вы мне пели? — С легким раздражением спросил Генрих у начальника разведки.
— И не обманул. Видите, танки на месте. Их не так много, но в целом — достаточно.
— У них интересное компоновочное решение, — продолжил военный министр. — Загрузка и выгрузка экипажа производится через распашные двери сзади. Там же перевозят раненых и дополнительные боезапас. Плюс крайне высокая проходимость по легким грунтам. Намного больше, чем у наших легких танков. За счет гусеницы и подвески. По раскисшим дорогам или поймам рек они пролезают очень быстро и легко.
— А наши тяжелые штурмовые танки[1]? Вы же применили их. Неужели они не смогли их перебить? У них и пушка приличная, и броня.
— К сожалению… их больше нет… — тихо-тихо прошептал военный министр.
— Что значит «их больше нет»?
— Их уничтожили, — вместо военного министра ответил начальник разведки.
— КАК?!
— На базе все той же боевой машины пехоты было создано две самоходных артиллерийский установки. Грубо говоря — орудия на гусеницах. Первая с 92-мм горной гаубицей в неподвижной открытой сзади и сверху рубке, вторая — с 57-мм длиной морской пушкой. Вот вторая-то нам проблем и доставила. Массу.