Война за мир

Ланцов Михаил Алексеевич

Пара минут — и все кончено.

А остатки противника разбегается в разные стороны.

И тут — от соседней рощицы открывается огонь.

— Зенитки! — Кто-то заорал в эфир по рации.

В этой грязи и летней траве танки видно было плохо. Поэтому не все выстрелы могли найти свою цель.

Бух! Шлепнулся бронебойный снаряд, уходя в раскисший грунт.

Бух! Туда же отправился его коллега.

Бам. Бам. Бам.

Застучал взвод легких гусеничных самоходок, приданных для усиления механизированному батальону.

Они

были построены на базе тех самых боевых машин пехоты, то есть, легких танков с модульной системой вооружения. На базе. То есть, ходовую платформу имели туже. А вот вместо башни имели большую, просторную рубку, открытую сверху. А сзади у нее был откидной борт. В этой рубке то и был расположен 90-мм миномет. Самый, что ни на есть обычный. Его в любой момент можно было вытащить и использовать отдельно, а саму самоходку применять как бронированный гусеничный грузовичок или легкий тягач. Например, для доставки снарядов или транспортировки полевых орудий. Таких в армии было много.

Так вот — эти самоходки успели отреагировать быстрее танков или даже бронетранспортеров. Они просто ехали в боевых порядках батальона в тылу. Отставали. Поэтому, когда с дальней опушки открыли огонь — она оказалась им прямо по курсу. Вот их артиллеристы и отработали, обрушив на эти зенитки противника град осколочно-фугасных мин.

— Доложить о потерях, — мрачно произнес Тухачевский в микрофон переговорного устройства. И радист тут же начал этот приказ передавать дальше.

Оказался подбит один танк и два бронетранспортера. Причем если одному двигатель разворотило, то второму снаряд угодил в десантное отделение, и он теперь напоминал неудачно вскрытую банку с тушенкой.

Так батальон и продвигался. Медленно и осторожно.

Но все равно — нес потери. Командование противника на этом направление оказалось готово. И, видимо, учло опыт боев в Силезии. Большое количество артиллерийских засад. В том числе многослойных. С ловушками, с наживками и так далее.

Когда Михаил Тухачевский завершил свой боевой путь 18 июля, в его батальоне оставалось едва ли треть машин. С личным составом дела обстояли еще хуже. Но все равно — он вышел к намеченной цели и занял оборону.

Рассчитывал ли на такой успех противник или нет, но Тухачевского никто не контратаковал. А ночью подошли тылы с ремонтно-восстановительным взводом. Который и занялся приведением в порядок поврежденной техники.

Сами же бойцы механизированного батальона большую часть ночи готовили оборонительные позиции. В том числе и копая окопы да траншеи с помощью навесных отвалов на танках. Очень удобно. А главное — быстро. Потом личному составу оставалось только поправить профиль получившейся канавки и углубить ее немного…

Наступление оказалось сложным и непонятным. Но быстрым и в целом успешным.

Очевидно Генеральный штаб Альянса готовился к чему-то. Очевидно очень серьезно и вдумчиво отнесся к опыту боевых действий, стараясь выработать стратегию и тактику противодействия техническому и тактическому превосходству Империи. Но главное — за каким-то чертом сосредоточил на этом направление элитные подразделения. Это удалось выяснить далеко не сразу. Только под утро. Когда вместе с трофейными командами к разгромленным колоннам и позициям выдвинулись специалисты разведки и контрразведки. Хуже того. Эти гвардейские части оказались выдвинуты на эти позиции скрытно и совсем недавно. И готовились они вдумчиво именно к обороне. Причем к обороне от наступления механизированных войск. Из-за чего им было придано очень много полевых зениток, так как подходящих противотанковых орудий в Альянсе не имелось пока.

Императору донесли об этом в экстренном порядке. Ранним утром.

— Ты думаешь, крот? — Спросил Николаевич, крутя между пальцами довольно крупную монету — сестерций Веспасиана. Да, медную, но от того не менее ценную и довольно приятную на ощупь из-за хорошей, рельефной чеканки.

— Да. Но в отделе, а не в руководстве Главного штаба. — Чуть помедлив произнес начальник Имперской контрразведки.

— Почему?

— Другие операции не имели признаков информирования противника.

— Может быть крот просто не успел.

— Может быть… — Пожал плечами начальник Имперской разведки с явно сочившимся скепсисом. Николай Александрович глянул на него. И тот продолжил. — И теперь, после уничтожения Генерального штаба, выяснить это не получится. Ведь даже если он и передал информацию, воспользоваться ей они просто не успеют.

— Не сходится одна деталь, — покачал головой Император. — Если у нас в Главном штабе есть крот, который слил информацию по готовящейся операции, то почему в нее поверили? А они поверили.

— А в нее не могли поверить потому, что она базировалась на бездействии центра? — Спросил начальник контрразведки.

— Именно, — кивнул Николай Александрович. — Это странно. Очень странно. Потому что Генеральный штаб, да и столица Альянса в целом не выглядели готовыми к нападению. Все в штатном режиме. Как это понимать? Тут услышали, а тут нет? Ведь выводы же очевидные.

— А может и нет никакого крота? — Спроси начальник Имперской разведки. — Мы проявляли интерес к Вильгельмсхафену. Его прикрывает крупная группировка. И место для удара в целом довольно очевидно.

— А скрытность переброски?

— Чтобы нас не смутить. Ведь если бы не выучка наших людей, то мы там потеря ли бы механизированную дивизию также, как Альянс распрощался со своими тяжелыми танками на юге Силезии. Это напоминает ловушку. Но ловушку вслепую.

— Может быть… — покачал головой Император. — Но проверку личного состава Главного штаба все равно нужно провести. Негласную, чтобы не смущать людей. Не только тех, кто непосредственно работал над операцией, но и руководство. Все руководство.