Война за Врата - 4

Сахаров Василий Иванович

— А ты наглый, — протянул американец. — Вот только жаль, что глупый. Да, ваш командор может надавить на наше правительство и вас придется выдать. Но войну ради вас начинать не станут, так как у тебя в доме, вояка, обнаружен целый арсенал, и многие стволы из Афганистана, Ливии и Ирака. Про улики наша организация не забыла. И поэтому мы сможем продержать вас не час-два, как ты думаешь, а пару суток. И за это время, "акинак", из тебя и твоей женщины можно сделать овощ.

— Ну, да, конечно. Надавить дорогим человеком легко, и искалечить его можно. Но ты вспомни о том, что стало с британскими агентами, которые

семью генерала Некрасова попробовали прижать. Они все умерли, а в моем случае, я тебе клянусь, если Дарья пострадает, умрет и ваша родня.

Коул не сдержался и хлесткой пощечиной приложился к лицу Меченого. Федор только усмехнулся. Агент хотел нанести повторный удар, но его остановил окрик из-за стекла, и он сдержался. После чего Коул вышел, а ему на смену появился другой агент, который представился как Стивен Перри. Этот стал изображать из себя интеллектуала и попробовал подавить "акинака" логикой:

— Слушай, Толстов, давай говорить откровенно. Нам нужна твоя помощь, а ты хотел бы вернуть свою женщину, что немаловажно, целую и невредимую. Правильно?

— Конечно.

— В таком случае мы можем договориться. Расскажи нам, что Меченый делает в Испании, и почему твои товарищи по Ордену мечутся по всей Земле, из одной страны в другую? И если ответ будет правдивый, мы разбежимся в разные стороны.

— Сначала, я бы хотел увидеть жену и удостовериться, что с ней все в порядке.

— Без проблем.

На краткое мгновение стекло на стене стало прозрачным, и Федор увидел Дарью. Жена сидела за столиком, вроде того, к которому он был прикован. В целом, она выглядела нормально, хоть и растрепанно, и левая ее щека полыхала ярко-красным румянцем, который скоро превратится в гематому. Рядом находился ухмыляющийся Коул и еще пара человек, которых не было видно, так как они находились вне поля зрения Меченого.

Стекло вновь приобрело матовый оттенок и, сдерживая готового вырваться из души зверя, который за свою самку хотел в клочья рвать врагов, он спросил Перри:

— Ее били?

— Пара пощечин, — скривился агент. — При задержании, она одному из спецназовцев нос сломала, кинула в него цветочным горшком, а другому по яйцам врезала. Боевитая у тебя женщина, "акинак".

Федор задумался о том, чтобы еще такого сказать, чтобы немного потянуть время, и почуял своих братьев по крови, которые были совсем рядом и уже начали действовать. Он ухмыльнулся, и Перри сказал:

— Гляжу, настроение у тебя бодрое. Это значит, что ты готов сотрудничать?

— Нет, как раз таки наоборот.

— Тогда в мучениях своей боевой подруги вини только себя, — агент развел руками, повернулся к зеркальной стене и произнес: — Джейкоб, вколи госпоже Толстовой чего-нибудь такого, чтобы она стала поразговорчивей. Сначала ее послушаем, а затем мужа.

Наверняка, он ожидал, что услышит Коула, Но вместо этого прозвучал голос капитана Фомина:

— Все чисто! Работай брат! Камеры видеонаблюдения по всему аэропорту вырублены.

Перри еще не понял, что произошло, а Федор, выпустив из души свою природную силу, обхватил ладонью стойку столика, к которой был прикован, и рванул ее на себя. Металл не выдержал напряжения и лопнул, а Меченый, удобней перехватив в руках трубу, нанес ею удар в голову агента. Перри, заливаясь кровью из разбитого лба, без сознания

рухнул на пол. А "акинак", подумав о том, что противник у него слишком медленный, рывком перелетел через стол, и ударил по предплечью второго американца, который полез под пиджак, наверняка, за пистолетом. За ним наступила очередь третьего, и через полминуты Толстов оказался посреди допросной комнаты, с окровавленной алюминиевой дубинкой в руке, а вокруг него лежали, потерявшие сознание и часть своих зубов, покалеченные агенты ЦРУ.

— Что падлы, съели!? — еле слышно произнес Федор.

После чего он подошел к Перри, нашел у него в кармане ключи от наручников и скинул с себя браслет. Затем, он взял у агента пистолет, девятимиллиметровую "Беретту" 92FS с магазином на пятнадцать патронов, запасные обоймы, свой коммуникатор, и вышел в коридор, где, так же, в бессознательном состоянии, лежали бойцы охраны. Здесь, помимо пистолета, Федор обзавелся разгрузкой, с несколькими магазинами на тридцать два патрона и светошумовыми гранатами, бронежилетом и автоматом, мощным и компактным "Аресом" FMG и надел это все поверх своего пиджака.

"Вот теперь можно и побегать", — отметил "акинак". И натянув на голову маску одного из американских бойцов, а на руки перчатки и, прихватив УКВ-радиостанцию, никого не опасаясь, он вышел в зал. Здесь, под недоуменными взглядами дежурной пары полицейских, которые, наверное, приняли его за спецагента ЦРУ, и пассажиров, он остановился возле большого окна выходящего на летное поле. Он простоял без движения около семи минут, до той поры, пока не заработала укэвэшка:

— Мы на взлетной полосе. Взлет не дают! Так что ты был прав. Начинай! — сказал капитан Фомин.

— Принял! — ответил Федор. — Счастливого пути!

— И тебе братка, всего хорошего!

Радиостанция отключилась. Напротив Меченого, по взлетной полосе проехался белоснежный самолет с его братьями по крови и любимой женщиной, и он должен был их прикрыть. Ствол автомата задрался вверх и выплюнул в потолок аэровокзала длинную очередь. Девятимиллиметровые пули прошлись по плафонам и облицовке, и люди, ждущие своего отлета или встречающие своих близких, на миг, впали в ступор, замолчали и замерли. А затем, тишину огромного зала разорвал истошный женский крик. Кто-то поддержал женщину выкриком о теракте, и ведомая инстинктом самосохранения толпа рванулась на выход. Полицейские в этой ситуации растерялись, а если и сообразили, откуда ведется огонь, то к Федору сразу пробиться не смогли.

"Нормально, — мелькнула в голове "акинака" мысль, — сейчас всем приземляющимся самолетам дадут отбой или перенаправят их на запасные взлетно-посадочные полосы, а наши спокойно улетят. Продолжаю".

Очередная длинная очередь из выпущенных в потолок пуль, подстегнула людей. Федор сменил опустевший автоматный рожок, присел на корточки и спрятался за пластиковыми креслами у окна. И как только зал ожидания опустел, а в него полетели первые пули очнувшихся полицейских, он вынул из разгрузки светошумовую гранату, и кинул ее в сторону противника. Круглое стальное яйцо, подпрыгнув, прокатилось на полу, перескочило через брошенные беглецами сумки, упало рядом с баром, где затаились испанские копы, и пространство зала наполнилось нестерпимо ярким светом и пронзительным, бьющим по ушам, визгом.