Война. Хроника пяти дней. Мирись, мирись, мирись...
Шрифт:
К журналистам чеченцы относились свысока, но благожелательно. Брат «Кубы» прапорщик Расул Баймурадов (позывной «Диверсант»), огромный детина, с внешностью киношного головореза, узнав, что я собираюсь ехать с ними, тут же принялся подкалывать:
– Ты из журнала? Хорошая работа! Наверное, в «Мурзилке» работаешь, да? Ну, ладно! Не хмурься! Я простой человек, других журналов не знаю. Зря ты так налегке: спать-то на земле придется, а ночью холодно. Ну, ничего, ребята дадут что-нибудь теплое…
Фактически ямадаевцы организовали стихийный пресс-тур для полудюжины желающих посетить
– Лезь к нам на броню! Давай в серединку, чтоб глаза генералам своей майкой не мозолить!
Хоп! – и бойкая девчонка с фотоаппаратом и в сильно декольтированном топике скрывается за спинами бородачей.
А у большого начальства никаких вопросов по этому поводу естественно не возникло. Оно вообще старалось держаться от чеченцев подальше. Главком Сухопутных Войск Болдырев шарахался от ямадаевцев приехавших в его штаб получать задание:
– А что это у них подствольники заряжены?… Пусть лучше подальше отойдут! Еще, еще подальше!
Российскому генералу и в страшном сне не могло придти в голову проверять, кто там сидит с чеченцами на броне.
Четвертый день войны. Грузинская граница.
Утром 11-го августа «Восток» получил приказ выдвигаться в сторону грузинской границы. Вместе с ним в колонне шли 693-й мотострелковый полк и полк ВДВ. Чеченцы расселись на трофейную бронетехнику, на которой мелом намалевали: «Восток», «Чечня», «Ямадаевцы». Журналистов, кинувшихся фотографировать по-махновски колоритное воинство, они приветствовали одним поднятым указательным пальцем: – Аллах един!
По дороге с интересом наблюдали за настоящим воздушным боем. Штурмовик Су-25 на головокружительных виражах пытался уйти от выпущенной с земли ракеты. Ракета, словно борзая, севшая лисе на хвост, разворачивалась, и гнала самолет дальше, целя в сопла. В конце концов, ракета настигла свою жертву, летчик катапультировался. Ямадаевцы спорили чья эта СУшка, – наша или грузинская.
Вмешался сам Сулим:
– По рации передали, грузинская.
Выдержав театральную паузу, комбат добавил:
– Хотя какая она, к чертовой матери грузинская? Ракета шла со стороны Гори, а у грузин уж два дня как аэродромы разбомблены. Им и взлетать-то неоткуда.
Кто-то из его бойцов театрально вздохнул и политкорректно подытожил:
– Ну, раз так, тогда жалко СУшку.
Получилось ненатурально и от того смешно. Бойцы «Востока», – стопроцентные люди войны. Она давно стала для них самостоятельной ценностью. Эти люди были искренне увлечены красотой боя, когда, задрав головы, наблюдали воздушные пируэты, а вот патриотические сантименты востоковцев не трогали. Слишком много и слишком привычно они убивали других и умирали сами.
К грузинской границе колона прошла, не встречая сопротивления. Резервисты бежали, единственный серьезный бой был в приграничном селе называвшемся то ли Квемо Хвити, толи Земо Никози. Танки 693-го полка, полезли через село без разведки, напоролись
Интеллигентный командир веденской роты «Куба» прокомментировал ситуацию анекдотом из разряда приличных:
Две бабки сидят на завалинке и судачат.
– Смотри, Никитична, вон генералы идут. Ой, да у них в руках карты.
– Ну, значит, сейчас попросят показать, где они находятся. Пойдем, поможем армии.
Я до сих пор не знаю точно, как называлось то село, где, принуждая грузин к миру, полегло столько наших солдат.
– Понимаешь, – рассказывал мне месяц спустя уже в Москве чеченский спецназовец. – команды пересечь грузинскую границу на тот момент еще не поступило. Вышло так, что колонна пошла без команды, а тут еще и потери. Поэтому наверх доложили, что мы застряли в селе Квемо Хвити. Просто оно стоит на самой границе, а село Земо Никози, в котором мы оказались на самом деле, расположено на шесть километров дальше вглубь территории Грузии.
Впрочем, кого вообще тогда интересовало, как называется это село? Поскольку с ходу не получилось, теперь этой деревней кто-то должен был заняться уже не сходу. Кого пошлют? Вот, что интересовало всех?
Вперед послали «Восток».
Попытка прорыва в их исполнении выглядела как кадры из американского блокбастера. Бойцы двинулись вглубь села короткими перебежками, прикрывая друг друга. Неожиданно с грузинской стороны, со склонов гор, начался обстрел улиц. Лупили как раз туда, где пробирались ямадаевцы. Прямой наводкой из тяжелых 152-миллиметровых самоходных гаубиц. Потом подключились 120-милиметровые минометы, где-то в самом селе заработала «Шилка». Снаряды ложились рядом: тридцать-пятьдесят метров вправо или влево.
Чеченцы все равно не останавливались. Перли вперед, словно заговоренные от смерти. На склонах ухал очередной залп, бойцы считали до пяти, и при счете пять бросались на землю, стараясь подгадать так, чтобы бок прикрывала каменная стена дома. Как раз в этот момент снаряд долетал.
Взрыв.
Свист осколков, прошивающих дощатые заборы.
Град щебня сыплющегося сверху.
Очередная команда: «Вперед!».
Все встают и, прикрывая друг друга, двигаются по улице дальше. До тех пор, пока со склона не ухает новый залп. Раз… два… три… четыре… пять… считают спецназовцы на бегу и все повторяется заново.
Снаряды ложатся все ближе. Прижимаюсь к простенку между окнами. Бах, – стекла осыпаются к моим ногам. Из выбитых окон доносится грузинская речь.
Солдаты?..
Пожалел, что в руках фотокамера, а не Калашников… Сжимаюсь в ожидании очереди из окна. Кой черт занес меня на эти галеры?.. Нет, голоса женские… Разжимаюсь.
Впереди перекресток. Неожиданно чувствую тычок в бок. Оборачиваюсь: Вахтанг, сукин сын. С неуместной пижонисто-меланхоличной полуулыбкой он тянет:
– Бегом, братишка. Тут же все простреливается…