Война. Хроника пяти дней. Мирись, мирись, мирись...
Шрифт:
– Да нет, Сулим! – вроде как начали оправдываться бойцы, – Ты же сам сказал, что войны больше нет.
Уже потом в Москве, месяца через полтора после войны Вахтанг мне объяснял:
– По хорошему, парня-то можно было и в расход. Парень-то был не колхозник зачуханный, а вполне конкретный наемник… Но понравился он мне. Я сам вырос в старом тбилисском дворе, где в те годы вот такие кенто верховодили. И потом он не врал про выход из окружения. Такой бред про красную спортивку, нарочно не придумаешь…
За пять дней войны я много слышал про ужасную участь пленных. Осетины
Мои грузинские друзья, которым я ежедневно звонил в Тбилиси, тоже смеялись над этими россказнями:
– Ерунда! Наши так не поступают!
Но сами в свою очередь требовали с меня отчета очевидца о чеченских зверствах. А я не видел зверств. Лет пять назад пожилой гэрэушный генерал, в 1980-х командовавший в Афгане полком (не нашим, а Афганской Народно-демократической армии), откровенно объяснил мне, что такое экспресс-допрос в боевых условиях:
– Если времени особо нет, просто перед первым вопросом выкалываешь ему глаз. И дальше он все выкладывает. Потому что думает после этого только о том, как бы сохранить второй.
Чеченцы глаза во время боя не выкалывали. Пленных, конечно, били, но далеко не смертным боем. А на допросах после боя уже и не били, а лишь запугивали… Ни о каком унижении речи вообще не было. Говоря языком западных правозащитников, я не видел примеров чрезмерного применения силы и избыточного психологического давления. И это ямадаевцы, у которых плохая репутация. Разумеется, я много слышал об их страшных жестокостях по отношению к пойманным в Чечне ваххабитам. И даже, склонен считать, что все это правда. Но к грузинам они относились иначе.
Говорят, чеченский плен и плен осетинский – две большие разницы. Утверждают, будто осетины действительно измывались над попавшими к ним в руки грузинами… Не знаю, не видел.
В целом могу сказать про плен, что не так он страшен, как его малюют. А еще могу сказать, что мой личный страх перед пленом от этой уверенности нисколько не ослаб.
Последняя ночь войны окраина села Земо Никози
Ночь после единственного боя в Грузии ямадаевцы провели чистом поле на окраине села. Раненых они вертушкой отправили в Джаву, где уже был развернут временный полевой госпиталь, и до самого рассвета вяло пересмеивались:
– Будь это чеченское село мы бы до утра не дожили. Местные всех бы перерезали! Но село грузинское, спи спокойно.
Совсем под утро поднялась тревога:
– Танки идут! Приготовится к бою!
Танки оказались российскими. Выяснилось, что зам.командира танкового батальона 693-го полка капитан Вадим Баранов в темноте заблудился, пристал к грузинской колоне, которую принял за свою, и прошел несколько километров в ее составе.
Перепутать в темноте было не сложно и там и тут советский Т-72. Часа два Баранов наступал в рядах отступающей армии противника.
Увидев идущего к нему офицера в натовском камуфляже Баранов, наконец, понял, кто такие его попутчики. Он дал команду навести пушку на ближайший танк, сам высунулся из люка с автоматом и взял грузинского офицера на прицел.
– Этот грузин увидел меня и тоже все понял. Встал на колени, положил на землю автомат, крестится. А я думаю: один залп сделать успею, а дальше, через десять минут стану Героем России. Посмертно. Вот я и говорю этому полковнику: слушай, генацвале, – ты направо, я налево и мы друг друга не видели.
Пятый день войны. Последний. Окрестности Гори
С утра двинулись на грузинский город Гори. Вышли к нему после обеда, так и не встретив сопротивления. По пути стали обсуждать, у кого какие грузины в друзьях ходили. Я рассказываю ротному Самради, что еще в 1980-х служил на Западной Украине вместе с отличным парнем по имени Гия. Он был старше призывом, но меня никогда не чморил:
– Он как раз из Гори. Может быть, встретимся…
– Может, – соглашается чеченец, – Ему, как и тебе сорок с хвостиком: наверняка в резервисты призвали. Глядишь, нам зачищать его придется… Что же нам делать с твоим Гией, если мы его в плен возьмем?
– Как что? Поздороваемся, обнимемся, про армию поболтаем. Накормим, напоим его и отправим в сторону Тбилиси. Он же мой армейский друг!
– Ни хрена себе! Он в нас только что стрелял! Может, даже, кого-то убил! А мы ему чай и отпускаем? – живо представил себе ситуацию Самради.
– И что ты предлагаешь?
– Ну, хотя бы в морду ему дадим! Извини брат, но огребет твой дружбан по самое не балуйся. Потом конечно отпустим, армейская дружба свята.
– И у тебя поднимется рука на моего друга?
Самради расплывается в улыбке:
– Ну, так и быть, отпустим твоего Гию без пиздюлей. Но чаем поить все-таки не станем… У меня уже все пакетики «липтона» вышли…
В самом Гори грузинских войск тоже не было. Грузинская армия уже не просто отступала, – она бежала в панике. Ямадаевцы по пути собрали изрядную коллекцию брошенной трофейной техники. «Снег» прикатил на красавце-лендровере. Не на лакированном плейбое, из тех, что бороздят московский асфальт, а на настоящей африканской легенде: грязно-сером военном джипе с запаской на капоте.
– Смотри, бак на три четверти полон. Хватит до Тбилиси!
Вместе с Самради и его бойцами из курчалоевской роты отправляемся на инвентаризацию военных складов. Замки сбивают из Макарова. Американская сталь упорно сопротивляется российским пулям и Самради расстрелял всю обойму. В этом ангаре лишь горы военного шмотья, по большей части ношенного. Ребята прибарахлились чем бог послал. Я подобрал себе пару новеньких натовских ботинок вместо почти развалившихся китайских кроссовок. Ботинки оказались малы, выбросил… В последствии грузинская пресса обвинила в грабежах именно чеченцев, хотя на самом деле тот склад был в этом плане их единственным подвигом.