Война. Хроника пяти дней. Мирись, мирись, мирись...
Шрифт:
Единственным должностным лицом, из всех, кто присутствовал в Цхинвале и пытался руководить обороной, был глава Совбеза Южной Осетии отставной российский полковник Анатолий Баранкевич. Абсолютно беспомощный, не имеющий связи ни с Москвой, ни с ополченцами, которые держали оборону на окраинах… Даже со штабом Сухопутных войск в Москве он связывался через журналистов. Военкор телеканала ТВ-Центр Евгений Поддубный по его просьбе передал генералу армии Владимиру Болдыреву сообщение, что возможности оборонять город исчерпаны. После этого секретарь Совбеза взял в руки гранатомет и вышел навстречу танкам. К этому времени они подходили прямо к КПП
Через двадцать минут полковник подбил первый грузинский танк. Это произошло всего в ста метрах от КПП. Второй грузинский танк сгорел здесь же еще через десять минут. Его экипаж пытался оттащить первую подбитую машину, но у той неожиданно сдетонировал боекомплект. Кадры с обгоревшими танковыми остовами, с вывороченными башнями и обугленными танкистами день спустя обошли все российские телеканалы.
Неизвестно, как бы все пошло, если бы Баранкевич не сжег этот танк. Грузины воевали по западным тактическим калькам. Сначала артподготовка, подавляющая противника, потом под прикрытием танков идет пехота. Если встречается сопротивление, пехота с танками откатывается назад и начинается все с начала.
Такая модель рассчитана на минимизацию потерь. И серьезные бои в городских условиях она не предусматривает. Если бы грузины пустили впереди танков штурмовые группы спецназа, то жертв у них бы было в разы больше. Зато город они взяли бы уже в первый день. Однако для Тбилиси это была порочная практика «русского шапкозакидательства». Армия цивилизованной страны, которая готовится к вступлению в НАТО, так воевать не могла.
Штурмовых отрядов, зачищающих город перед входящими танками, не было. А значит, некому было срезать длинной очередью одинокого Баранкевича со стареньким РПГ в руках.
Одним удачным выстрелом глава Совбеза заставил противника оттянуться на окраины Цхинвали. Этим он выиграл несколько часов. А эти несколько часов переломили ход войны.
Вторая половина того же дня. Владикавказ
До войны в Южную Осетию из Владикавказа можно было добраться на такси. На автостанции всегда стояли разбитые жигуленки челночащие по маршруту Владикавказ – Джава – Цхинвали и обратно. Пятьсот рублей с носа или две тысячи, если хочешь ехать в одиночестве. Это с местных, чужаков всегда раскручивали на большее. Однако для горячеточечных журналистов ездить по местным расценком, – дело чести. Что-то вроде подтверждения самому себе и коллегам статуса «местного», «своего». Друг другу «свои» не без удовольствия рассказывали байку про «лоха из Комсомолки», которого довезли в Цхинвали аж за семь тыщ! Когда ты станешь пересказывать эту историю, то на себя при этом надо напускать вид самого что ни на есть бывалого всезнайки.
На этот раз я готов был отдать и десять тысяч. Но ехать таксисты отказывались наотрез:
– Ты лучше денежки к себе в карман спрячь поглубже, сами не поедем и тебе не советуем. Там война, там стреляют! Понимаете вы в своей Москве, что это такое? Или не понимаете?
Я уселся на лавочку пред автостанцией, пристроил на коленях блокнот и начал методичный обзвон коллег. Я пытался понять, что делать в ситуации, когда никто туда не едет, а ехать надо кровь из носу. В конце концов, Анна Бокшицкая моя начальница по предыдущему месту работы, дала телефон местной журналистки Ирины Табуловой. А та в свою очередь, дала дельный совет:
– Доберись до Алагира. Там собираются добровольцы.
Алагир – небольшой городок километрах в тридцати от Владикавказа. Везти до него таксисты согласились, но по «расценкам военного времени». Слупили с меня почти как с «лоха из Комсомолки».
Добровольческая тема возникла еще до начала войны, – в тот момент, когда локальные бои за Нульскую высоту вели еще только грузинские «миротворцы» и осетинские милиционеры. Новостные агентства тиражировали патриотические сообщения о многочисленных казаках, которых их войсковые атаманы сразу послали (вариант: собираются послать) на помощь братскому осетинскому народу. Помимо казацких сообщений мелькала и информация о добровольцах из соседних северокавказских республик.
На практике выяснилось, что на добровольческом сборочном пункте в пяти километрах от Алагира собиралась исключительно молодежь из Северной Осетии. Жаждущие понюхать пороху молодые ребята разбивались на отряды, рассаживались на «Газели» и выдвигались к Рокскому тоннелю. Ходили разговоры, что за тоннелем в Джаве будут раздавать автоматы и ставить конкретные задачи.
– Да я пойду на грузин без всякого оружия!.. С одним ножом пойду!.. – весело кричал из проносящегося мимо микроавтобуса молодой осетинский парень. В доказательства серьезности намерений, он словно саблей размахивал здоровенным тесаком.
Другой парень с юмором рассказывал историю собственного похода на войну:
– Я сюда прямо с работы. Вообще-то мы продаем сим-карты для мобильных телефонов. Ну и сидели в офисе: в пять вечера рабочий день закончился и я с приятелем, не заходя домой, отправился прямо сюда.
Соседи по Северному Кавказу были представлены одним единственным добровольцем – чеченцем Алиханом:
– Я из Грозного, – рассказал он мне, – Мой отец российский военный, а раньше был советским военным. Одно время мы жили во Владикавказе, отца сюда перевели в самом начале девяностых. Нам тогда досталось, во время осетино-ингушского конфликта: мы ведь тоже вайнахи. Но я все равно пошел помогать осетинам против грузин. Даже свадьбу отложил: она у меня должна была завтра быть. Теперь даже не знаю когда женюсь. После войны, наверное.
Казаков мне встретить не удалось, ни в Алагире, ни, позднее, в Цхинвали. Представителей соседних республик, за вычетом Алихана, тоже среди добровольцев не видел. Соседи вообще не больно то любят осетин. Говорят, власти включили административный ресурс на всю катушку, пытаясь «поднять население в едином порыве на помощь братскому народу», в соседней Ингушетии вызывали всех ментов поголовно, предлагая писать заявления с просьбой откомандировать в зону конфликта. В результате с полсотни офицеров вместо заявления положили на стол начальству рапорты об отставке, для них осетины были не братским народом, а погромщиками, выгнавшими ингушей из Осетии в 1992 году.
В целом под Алагиром царила атмосфера военно-спортивного праздника. Будто впереди не война, а зарница. Будто не едут с той стороны автобусы с беженцами, будто первая кровь уже не пролилась. Время от времени ребята спохватывались, делано мрачнели и начинали проклинать «грузинских оккупантов», передавая друг другу уже много раз повторенные сплетни о зверствах и об осетинских ополченцах попавших в плен под селом Хетагурово, которым прибывший грузинский министр обороны лично отрезал головы. При этом обязательно подчеркивалась национальность министра: