Война
Шрифт:
– Да я не о том, – прорычала Сула. – Забыла про долю! Черт! – Она стукнула себя ладонью по лбу, а потом опять шарахнула по сиденью. – Ведь знала же! Чёртова дура!
Она отменила оставшиеся поставки и бушевала всю обратную дорогу, выплескивая злость по малейшему поводу. При виде Скачка, расположившегося в тени возле ее подъезда, наконец успокоилась. Скачок поднялся навстречу и, лучезарно улыбаясь, продекламировал:
– Прекрасная госпожа! Вот и ты – ярче солнца, нежнее цветка.
– Хочу кое о чем
– О чем угодно. – Скачок приглашающе взмахнул рукой. – Спрашивай, прекрасная госпожа.
– Расскажи о банде с улицы Добродетели.
Скачок погрустнел.
– Ты ведь не связалась с ними, моя прелесть?
– Они связались с фирмой, где я работаю.
– Работаешь? По-настоящему? – неожиданно оживился Скачок.
– Занимаюсь доставкой. Но вернемся к Улице Добродетели.
Скачок развел руками.
– Что тут рассказывать? Обычная городская шайка. Собирают дань по обе стороны улицы Добродетели.
– Только там?
– Более или менее.
К счастью, улица Добродетели располагалась в другом конце города. Сула немного расслабилась.
– А кто собирает дань в Риверсайде?
Скачок опасливо посмотрел на нее.
– Даже не связывайся с ними, милашка.
– Я просто хочу знать.
– Риверсайдская группировка, – ответил Скачок с каменным лицом. – Они не изощряются с названиями. Я у них кое-что покупаю, и меня не трогают.
– А они хуже или лучше других?
С пристани раздавался звук отбойных молотков. Скачок неуверенно пожал плечами.
– Смотря что тебе от них надо.
– С кем поговорить, если захочу начать свое дело?
– Какое дело? – Скачок подозрительно глянул на нее.
– Не хочу всю жизнь водить грузовики, – сказала Сула.
– Денег надо просить у своих патронов, прекрасная госпожа.
Сула усмехнулась.
– Мои патроны дали деру, когда пришли наксиды. И патроны патронов. И их патроны.
– Война не время для открытия дела.
– Смотря какого.
Она молча ждала, пока Скачок не начал переминаться и не продолжил сам:
– Можно поговорить с Казимиром. Он не такая сволочь.
– С Казимиром? С каким Казимиром?
– С Малышом Казимиром, потому что был еще один, постарше. Но того казнили.
Сула сдержала улыбку.
– Значит, стучу в дверь и спрашиваю Малыша Казимира?
– Казимира Масуда. В клубе на Кошачьей улице, но он не слишком часто бывает там.
– Почему?
Скачок осмотрелся и зашептал:
– Полицейским приказывают набрать заложников, так? Если они откажутся делать это, их расстреляют, если согласятся, будут ненавидеть свои же. Поэтому полицейские хватают тех, кого все недолюбливают, понимаешь? Тех, кто уже в тюрьме, всяких преступников, а заодно чокнутых и бродяг, то есть всех, за кого их будут ненавидеть не слишком сильно.
Сула вспомнила человека, арестованного прямо под ее окнами. Возможно, это был бандит, схваченный как раз тогда, когда явился за деньгами к торговцам.
– Разве такие, как Казимир, не откупаются от полиции? – спросила она.
Скачок улыбнулся и кивнул.
– Сама все понимаешь, прекрасная госпожа. Главари откупаются, и полицейские хватают разную мелочь, подручных. Воров, бандитов, рэкетиров. Но от этого и денег всё меньше. Постепенно у Казимира они закончатся, и его отправят в Синие Решетки, чтобы расстрелять после очередного взрыва, устроенного подпольщиками.
Начал накрапывать дождь. Скачок моргнул, когда тяжелая теплая капля попала ему в глаз. Сула думала, не обращая внимания на начинающийся ливень.
У нее есть то, что нужно Казимиру. Если правильно разыграть карту, откроются огромные возможности.
***
Для убедительности Суле понадобились документы, и поэтому она отправилась к Казимиру лишь спустя два дня. За это время в городе прогремела пара довольно сильных взрывов; хотя жертв не было, наксиды не могли промолчать о них. И расстреляли пятьдесят три заложника.
Пока ждали бумаги, заглянули в клуб на Кошачьей улице. Он был огромен – с двумя танцевальными залами, несколькими площадками для подвижных игр, черно-серебристой изогнутой барной стойкой и невероятным выбором компьютерных развлечений. Официантки в шортиках с заниженной талией и бутылками на портупее ходили между столиками и вливали алкоголь прямо в рот клиентам. Многие курили, и под потолком висело густое облако дыма от сигарет и косяков.
Сула ограничилась газировкой, но не могла не улыбнуться, осматривая клуб. Когда-то Гредель часто ходила в такие места со своим парнем, Хромушей, занимавшимся почти тем же, что и Казимир. На Заншаа их назвали бы группировкой, но на Спэнии считали шпаной. Мало кто доживал до зрелости, не попав на плаху или исправительные работы. Это ждало и отца Гредель, который, правда, смог вовремя улизнуть, когда запахло жареным, и, расплачиваясь за его грехи, мать Сулы несколько лет отработала в сельскохозяйственной общине.
Гредель росла в среде, не способной дать ничего хорошего. Она старалась не повторять ошибок матери и поэтому наступала на собственные грабли.
Ее оглушали звуки ночного клуба – музыка, смех, шум электроники. Сула совсем недавно стала совершеннолетней, отметив двадцать третий день рождения, но почему-то клуб казался местом для еще более молодых. Тут был рай для любителей плотских утех и танцев, для ищущих общения или забвения. Для террориста, планирующего взрывы и убийства, атмосфера была немного пресной.