Войны и кампании Фридриха Великого
Шрифт:
22 января генерал Фермор писал императрице Елизавете (все даты в документе даны по старому стилю): «Вашему Императорскому Величеству я уже имел честь от 3-го сего месяца всенижайше донести о благополучном занятии войсками Вашего Императорского Величества города Тильзита (Румянцевым), амта Руса и амта Кукернезен. С того времени войска В. И. В., вступив пятью колоннами в прусские земли, под командой генерал-поручиков Салтыкова, Рязанова, графа Румянцева да генерал-майоров принца Любомирского, Панина и Леонтьева следовали прямой дорогой без расттагов (дневок. — Ю. Н.) до города Лабио. 9-го числа вступил в сей город с авангардом легких войск генерал-квартирмейстер Штофель,
Я довольствовался на сие прошение обнадежить их генерально В. И. В. милостью, а дозволить на разные их прошения предоставил на всемилостивейшее В. И. В. благоизобретение. Таким образом, на другой день, то есть на воскресенье 21-го числа пополудни, вступили в город вышеупомянутые наперед отправленные команды, а за оными и я с четырьмя пехотными полками в оной вошел и главную квартиру занял в главном замке, в тех самых покоях, где фельдмаршал Левальд жил. Все здешние начальные и чиновные люди встретили меня в замке и отдались с глубочайшей покорностью в протекцию В. И. В.
При вступлении полков в город с распущенными знаменами, барабанным боем и музыкой производился во всем городе колокольный звон и играли на трубах и литаврах по башням, а мещане, поставленные в парад, отдали честь ружьем с барабанным боем и музыкой. В то же самое время принесены ко мне от здешней цитадели Фридрихсбурга и Пилавской крепости ключи, которые к В. И. В. со вручителем сего, гвардии поручиком графом Брюсом, отправить честь имею. Теперь упражняюсь я исправлением потребных в городе распоряжений и поставил в замке полковую церковь, за первую должность почту принести завтра Всевышнему соборное благодарственное моление за покорение победоносному В. И. В. оружию столичного города и целого королевства Прусского, без пролития капли крови.
Позвольте, Всемилостивейшая Государыня, принести мое о том всенижайшее и усерднейшее поздравление. Краткость времени не позволяет мне теперь подробно донести, сколько здесь королевской казны, магазинов и в арсеналах найдено, но с подлинностью обнадежить могу, что благословением Всевышнего и особливым счастьем В. И. В., несмотря на весьма студеную погоду, войско, однако ж, с таким во всем удовольствием сей поспешный поход продолжало, что ни в какое время и ни в какой земле лучшего желать нельзя и больных почти никого нет».
Восточная Пруссия была обращена в русское генерал-губернаторство. 24 января, в день рождения Фридриха, все жители и чиновники Восточной Пруссии присягнули русской императрице. Во все крупные города этой провинции были назначены представители русских властей, и все доходы из нее стали поступать в казну империи. Вслед за тем генерал Фермор был назначен Елизаветой генерал-губернатором Прусского королевства. Он ласково принимал всех прусских сановников, успокаивал и обнадеживал их. «Для вашего блага, — говорил он посланным к нему депутатам, — моя Всемилостивейшая Государыня вступает во владение Пруссией. Вы будете счастливы под ее кротким правлением, и я постараюсь сохранить ныне существующий порядок вещей, который нахожу совершенным в его настоящем виде».
И действительно, все привилегии народа были ему оставлены, в управлении сохранено прежнее устройство. В Кенигсберге почти все оставалось по-прежнему: те же чиновники, так же функционировали почта и регистратура, работали учебные заведения и церкви, свободно торговали лавки, не было
Вместе со многими жителями Кенигсберга без принуждения Елизавете присягнул выдающийся гражданин этого города, всемирно известный философ Иммануил Кант. Балы, увеселения, фейерверки развлекли бюргеров Восточной Пруссии. Они забыли о бедствии отечества и своего короля и даже с изъявлениями радости склонялись под иго грозного победителя. В церквах стали поминать русскую императорскую фамилию на эктениях (благодарственных молебнах), и народ торжествовал дни тезоименитств царственных особ. Русские нашли в Кенигсберге и в Пилау до 90 пушек, множество бомб, ядер и несколько сот бочонков пороху.
«Никогда еще самостоятельное царство не было завоевано так легко, как Пруссия, — говорит Архенгольц, — но и никогда победители, в упоении своего успеха, не вели себя так скромно, как русские!» Фермор был осыпан милостями императрицы, а венский двор прислал ему в награду графское достоинство Римской империи.
Итак Кенигсберг — колыбель прусской государственности, — был не только взят, но и «всемилостивейше» включен в состав Российской империи. Этот удар, который имел только политическое значение (Восточная Пруссия была так удалена от места основных событий — Саксонии и Богемии, что Фридрих и не надеялся до поры серьезно отстаивать ее), в глазах антипрусской коалиции с лихвой искупал и первый русский поход, и Росбах, и Лейтен. Тем не менее взятие Кенигсберга наряду с рейдом Гадцика на Берлин оказались единственными успехами союзников в кампании 1757 года.
Приходится удивляться, что успешный опыт этой зимней кампании не был учтен руководством русских вооруженных сил в дальнейшем. Сказалась инерция маневренной стратегии, возвращение на зимние квартиры после кампании считалось нормой.
Известия о событиях в Восточной Пруссии глубоко огорчали Фридриха, но он вынужден был покориться обстоятельствам, не имея возможности ни отразить, ни удержать русского оружия. Он начал думать только о средствах помешать соединению русских с австрийцами. По обыкновению, он решился предупредить действия последних и атаковать их во владениях Марии Терезии, наметив своей целью столицу Моравии Ольмюц. Как пишет Дельбрюк, Фридриху «представлялось, что стоит ему только взять Ольмюц и оттянуть этим главные силы австрийцев из Богемии, как его брату Генриху, стоявшему в Саксонии во главе 22 тысяч человек, может быть, удастся овладеть Прагой». Репутация принца Карла Лотарингского пошатнулась после Лейтенского дела. Избегая дальнейших нареканий, он сложил с себя главное начальство над войсками. Граф Даун заступил на его место и расположился в Богемии лагерем, на укрепление которого порублено было несколько огромнейших лесов.
Прежде всего Фридрих хотел отнять у австрийцев последний их опорный пункт в Силезии — крепость Швейдниц. Он подступил к Швейдницу 3 апреля. На тринадцатый день она была взята штурмом и 5-тысячный гарнизон сдался в плен. Теперь Даун ожидал вторжения короля в Богемию. Фридрих разными фальшивыми распоряжениями старался убедить его в этом мнении, в то же время быстрыми переходами проникнув в Моравию и вытеснив мимоходом корпус генерала де Вилле из Верхней Силезии. Прежде чем Даун был извещен об этом движении, Фридрих был уже под стенами Ольмюца и готовился к сильной осаде. Даун последовал за ним, но, не препятствуя действиям пруссаков, остановился на границе, отрядив только обсервационный корпус под начальством Лаудона для наблюдения за противником.