Войны и кампании Фридриха Великого

Ненахов Юрий Юрьевич

При эшелонированном построении было значительно легче охватить фланг противника, к тому же полк всегда имел один-два эскадрона в резерве. Кроме того, особенности поля боя, как правило, не давали возможности развернуть полк во весь фронт; таким образом, эшелонированная атака стала наиболее часто применяемой в прусской армии.

Массированная кавалерийская атака «по-прусски» имела несколько особенностей. Кирасиры и драгуны рассматривались в качестве линейной кавалерии, а гусары с их легкими лошадьми и слабой выучкой считались непригодными для линейного маневрирования. Вместо этого гусар использовали для прикрытия флангов линии. Построившись в колонну по пять или десять эскадронов, гусары держались за фронтом тяжелой кавалерии. После того как раздавался сигнал о переходе на галоп, гусарские эскадроны на своих более легких и проворных лошадях опережали кирасир, образовывали

уступ и поэскадронно (как правило, по два) делали заезд во фланг неприятеля, охватывая его и врываясь в тыл, пока на полном скаку закованные в сталь массы кирасир врывались в ряды противника с палашами наголо. Этот прием, своего рода кавалерийский эквивалент «косой атаки», часто решал ее судьбу. Фридрих в свойственной ему лаконичной и энергичной манере так охарактеризовывал это: «Каждый кавалерийский офицер обязан твердо зарубить себе в памяти, что для поражения неприятеля нужно только два дела: первое — атаковать его с наивысшей скоростью и силой, второе — охватить его фланги!»

Следующий вариант атаки — атака в три линии. Несмотря на название, она фактически осуществлялась в две линии; третья формировалась на флангах за счет четвертой шеренги на левом фланге каждого взвода. В момент перехода на галоп происходило перестроение, третья линия выдвигалась на фланги и осуществляла охват противника примерно тем же способом, который описан выше.

В середине XVIII века предписывалось не нападать на пехоту противника, твердо стоящую на месте. Атаки производились на перестраивающегося, наступающего или отступающего противника, чьи ряды расстроены. Если вражеская пехота была выстроена в каре, прежде чем наносить основной удар, требовалось атаковать с флангов, вынуждая пехотинцев разрядить оружие во второстепенную цель; для этого привлекались гусары. Кроме того, гусары в рассыпном строю могли следовать перед линией тяжелой кавалерии, отвлекая на себя огонь, а затем отворачивали в стороны, давая проход кирасирам. Кстати, многие прусские офицеры жаловались, что плохо выезженные гусарские кони боялись выстрелов и потому слишком часто отворачивали в неподходящий момент. На пехоту следовало начинать атаку с более дальней дистанции, так как в этом случае потеря ровного фронта не имела особого значения. Гораздо важнее было скорее преодолеть простреливаемое пространство и не позволить пехотинцам противника дать больше 1–2 залпов. Нарушение этого правила приводило к печальным последствиям: например, при Кунерсдорфе кавалерия Зейдлица вышла в неподготовленную атаку на сохранившую порядок пехоту и артиллерию русских с большой дистанции и была расстреляна пушечным огнем, не успев причинить противнику вреда.

Атака в колонне (эскадроны и полки строились в затылок друг другу), в существование которой в Пруссии почему-то не верят почти все наши историки, использовалась в основном против пехоты противника. Часто при этом кавалерию поддерживала собственная пехота и артиллерия: едва враг показывал признаки колебания, конница прорывалась в образовавшиеся в его построении бреши и заходила в тыл.

Особое внимание уделялось сбору личного состава в бою, который проводился по сигналу «Appell» — кавалеристы после атаки как можно быстрее строились в три шеренги слева от своего штандарта. При этом солдату надлежало вновь встать в свою шеренгу, а конкретное место в строю, которое он занимал до атаки, значения не имело. В ходе описанной выше успешной атаки полку предписывалось занимать территорию, наносить противнику максимальный урон и держать в бою как можно больше людей. Поэтому от захвата пленных и, тем более, трофеев рекомендовалось воздерживаться. Преследование нельзя было проводить силами всего эскадрона, а только четвертым взводом. Как правило, преследовать отступающего противника поручалось боснякам и гусарам. Прочие же силы кавалерии быстро перегруппировывались и готовились к возможной новой атаке, особенно если противник продолжал оказывать сопротивление.

При преследовании гусары проходили через 50-шаговые промежутки, образованные четными эскадронами или каждым четвертым взводом. После этого нечетные гусарские эскадроны рассыпали строй и преследовали бегущего противника. Четные эскадроны оставались в строю и двигались в 200 шагах следом. При проходе через взводные промежутки (если количество гусарских и линейных эскадронов совпадало), только первые два взвода каждого гусарского эскадрона рассыпали строй. Остальные подразделения двигались строем в 200 шагах от передовых кавалеристов. Если кавалерия противника начинала контратаку, гусары откатывались назад, за строй тяжелой конницы, откуда вели огонь, чередуя залпы

взводами. Считалось, что стрельба сильнее подрывает боевой дух противника, чем звон сабель. Тем временем тяжелая кавалерия вновь переходила в атаку, довершая разгром.

Допускалась атака с перевернутым фронтом (после разворота). Охват производили в три или четыре шеренги.

При поворотах взводом или эскадроном опорный фланг стоял на месте, а поворачивающийся пускал лошадей в галоп. Кроме этого, полк мог поворачиваться вокруг центра, при этом часть взводов разворачивалась на месте. После завершения маневра полк останавливался и выравнивал ряды.

В обязанности офицеров входил контроль за состоянием лошадей, то же выполнял дежурный унтер-офицер. Если на марше лошади начинали терять форму, офицеры эскадрона обязаны были принимать соответствующие меры (под личную ответственность командира).

Действия в пешем строю в основном предусматривали огонь развернутого строя. Как уже говорилось выше, в конном строю кирасирам и драгунам (кроме кирасирских фланкеров) запрещалось вести огневой бой. Кирасирам вообще нельзя было спешиваться — их привлекали только для конных атак. В отличие от них, драгуны могли с равным успехом сражаться как верхом, так и в пешем строю, но вести ружейный огонь с коня не имели права. Гусары не использовались в качестве пехоты, но тактика их действий (рассыпной строй) позволяла им спешиваться, когда это диктовалось обстановкой. В бою в конном строю вести огонь могли только гусары — тяжелую кавалерию Фридрих на это не отвлекал.

Таким образом, залповый огонь вели только спешенные драгуны. Их строили в три шеренги; виды стрельбы включали в себя огонь взводами, отделениями и шеренгами (при этом первая спешенная шеренга опускалась на колено). Залпы чередовались через второго или четвертого во взводном расчете, часто практиковалась стрельба взводами и полувзводами. Следует отметить, что драгунские ружья со штыками были короче пехотных и стреляли на меньшую дистанцию (150 метров) и гораздо менее метко, чем огнестрельное оружие пехотинцев. Укороченный гусарский карабин (для фланкеров) — своего рода удлиненный пистолет — отличался еще меньшей прицельной дальностью (80 метров). В гусарских полках применялся и эскадронный залп из пистолетов.

Хваля или критикуя фридриховскую кавалерийскую тактику, не следует забывать, что возрождение прусской конницы в 40—50-е годы XVIII века было неразрывно связано с тактикой королевской армии. Обучение и действия последней находились в строгом соответствии с канонами линейной тактики, затрудняющей маневрирование пехоты в ходе сражения. Такой же тактикой руководствовались и противники Фридриха. В этих условиях конница становилась самой подвижной частью боевого порядка армии и успешно совершала фланговые атаки. В боях с армиями, развернутыми в линии, эти атаки (поддержанные пехотой), быстро «сворачивали» и разрушали построение противника с выбранного фланга и часто становились основным фактором достижения победы в полевом сражении.

Уже в кампании 1744–1745 годов пруссаки, освоив новую тактику, начали применять ее с ошеломляющим успехом, и первыми почувствовали на себе силу ударов обновленной прусской кавалерии австрийцы. 1745 год: июнь — Гогенфридберг, река Зоор, сентябрь — Сова, Гросс-Хеннерсдорф, Герлиц, декабрь — Кессельдорф. Австрийские офицеры и солдаты привыкли к тому, что и их собственная конница и конница противника движется «маленькой рысцой» и ведет беглый огонь с коня развернутым строем, стоя на месте. Поэтому первая же атака пруссаков привела врага в состояние паники: «…на каре австрийской пехоты помчалась без единого выстрела линия кирасир. Они ехали так быстро и так сомкнуто, что казались австрийцам своеобразной живой стеной, неумолимо надвигающейся на них. Внезапно из-за фронта тяжелой конницы появились гусары, на полном скаку сделали поворот и очутились на фланге австрийцев. Этого удара они не выдержали и побежали. Атаку сомкнутым строем завершило преследование рассыпным строем…»

В Европе применение новой тактики произвело эффект разорвавшейся бомбы. Так, офицер австрийской кавалерии Гибер вспоминал в своих записках: «В одной только Пруссии офицеры и солдаты обладают уверенностью в лошади и смелостью в управлении ею. Они как бы составляют единое целое с лошадью и проводят в жизнь древнее сказание о кентаврах. Только там видны на маневрах 60–80 эскадронов силой в 130–140 коней каждый, составляющие крыло всей армии. Только там можно видеть 8—10 тысяч всадников, производящих атаку на несколько сот саженей в совершенном порядке и после остановки начинающих подобную же атаку против предложенного, внезапно появившегося в новом направлении противника…»