Воющий мельник
Шрифт:
Рюкзак получился тяжелый, еле-еле взвалишь на спину. Хуттунен попытался прикинуть вес. Придется нести согнувшись.
Он выкатил рюкзак из дома на мельницу, дальше — волоком в лес. Весь мокрый, шутка ли, такую тяжесть тащить, Хуттунен спрятал рюкзак в ельнике и снова вернулся в дом. Его осенило, что в изгнании может пригодиться ведро. Место, конечно, занимает, зато весит немного. С ведром в руке Хуттунен напряженно вспоминал, не забыл ли чего важного. Вроде все взял. Взглянув на огород, подумал надрать репы, она уже, наверное, созрела.
За
В тот же миг дверь распахнулась и вошли мужики.
Хуттунен узнал голос полицейского Портимо, тот объяснял собравшимся:
— Вчера тут никого не было. Ушел — нам же лучше.
Мужики ходили над самой головой мельника, люк дрожал, через щели в полу сыпались мука и мусор. Хуттунен сидел, сжавшись в узкой кабине, и молил бога, чтобы деревенским не пришло в голову завести мельницу, тогда ему точно придет конец — колесо сотрет его в порошок. На шею капала вода, видимо, верхний желоб дал течь. Надо будет осенью заделать, подумал он.
Хуттунен узнал голоса Гнусинена, Сипонена, Терволы, полицейского и пристава. Были и другие голоса — учителя и Лаунолы, работника Сипонена.
Гнусинен сказал:
— Он сюда приходил. Поглядите, пыль от муки выметена.
Мужики поднялись по лестнице, окрикнули его по имени. Пристав грозно рявкнул, мол, бесполезно, Хуттунен, сопротивляться.
— Давай, выходи! Нас все равно больше!
Но скоро они поняли, что мельница пуста, и, разочарованные, спустились вниз.
— Успел же мельницу починить до того, как умом тронулся, — произнес Гнусинен.
Мужики вышли на улицу, Гнусинен остался. Хуттунен услышал, как тот завел колесо, шарниры верхнего жернова пришли в движение.
— Может, запустим мельницу для проверки? — крикнул Гнусинен. — Может, она осень еще поработает. Сами себе зерно будем молоть.
Хуттунен не на шутку испугался. Если Гнусинен запустит мельницу, то живым ему отсюда не выйти. А завести ее легко, стоило закрыть штормовой шпигат, и вода с плотины польется прямо в кабину, приводя лопасти колеса в движение. Вначале заскрежещет ведро, а потом захрустят его кости.
Хуттунен изо всех сил вцепился в колесо, положив ведро на грудь — черт с ним, пусть сомнется. Он будет держать колесо, пока сил хватит. В уме мельник подсчитывал, сколько лошадиных сил в нем было сейчас, в середине лета. Придется попотеть, чтобы в живых остаться.
С улицы послышались крики пристава, мол, нечего на дурацкой мельнице время терять. Но тут кто-то все-таки закрыл шпигат, Хуттунен понял это по шуму воды. Первые брызги хлынули в кабину, промочив мельника насквозь. Он что есть мочи удерживал лопасти колеса. В глазах потемнело. Придется оказать колесу достойное сопротивление, раз уж борьба пошла не на жизнь, а на смерть.
Скоро из желоба хлынула вода. Хуттунен захлебывался в бурлящем потоке, но продолжал бороться и не отпускал колесо. Вода давила на лопасти, но Хуттунен не позволял им сдвинуться с места. Во рту горчило, вены на висках, казалось, лопнут. Но он не сдавался: дай воде волю — и прощайся с жизнью.
— Не крутится, — послышался голос Гнусинена. — Застряло что-то в чертовой машине.
Снаружи послышались крики, которых Хуттунен уже разобрать не мог. Воды стало меньше, скоро совсем перестало лить. Кто-то снова открыл штормовой шпигат. Хуттунен победил мельницу. Его трясло. Цинковое ведро превратилось в блюдо. В ушах — вода, в горле — ком.
Со двора снова послышался голос пристава:
— Пошли. Ночью тут Портимо покараулит.
— Назло нам мельницу запер, — сказал Сипонен, поднимаясь от водяного желоба.
Мужики ушли.
Хуттунен сидел в кабине. Когда голоса стихли, он вылез и побежал в лес, неся под мышкой блин из ведра.
Закинув на загривок тяжелый рюкзак с металлическим каркасом, он хлюпал по воде, углубляясь в чащу. Усталость валила с ног, но надо было уйти от Суукоски подальше. Фермеры наверняка уже обыскивали лес за мельницей.
глава 20
Лишь отойдя на несколько километров от деревни, Хуттунен сбросил рюкзак. Поднявшись на лесистый пригорок, он раскинул временный лагерь. Из сухих веток развел костер, высушил одежду. Одевшись, взял камень размером с кулак и попробовал вернуть ведру прежнюю форму.
Жалко, не было топора. Сложно в лесу без топора, ножом ни дров не нарубишь, ни шалаш не построишь. Без него мужик как без рук.
Хуттунен потушил костер, спрятал рюкзак под елкой. Полицейский Портимо присвоил его топор, пришло время вернуть свое добро.
Хуттунен снова отправился в деревню.
Пробраться в сарай полицейского не составило труда, так как хозяин руководил поисковой операцией, а жена его ушла в магазин и дома никого не осталось.
Хуттунен успокоил пса и вошел в сарай.
Сарай бедного деревенского полицейского являл собой жалкое зрелище. В углу — маленький мешок с дровами на день, в лучшем случае на два. В другом конце — три сырых метровых полена. Если их не нарубить сейчас, к зиме не высохнут. У двери валялся бесформенный пакет с ветками, которые полицейский за неимением собственного леса насобирал у соседей. Все тут было как-то бедно и убого.
Топор полицейского, ржавый и кривой, висел тут же, на стене, грубо вырезанное топорище рассохлось. Пила тупая и кривая. Хуттунену стало жалко полицейского — ни сухих дров, ни нормальных инструментов. Нет, был один: в колоде торчал топор, его, Хуттунена, топор. Мельник вытащил его, погладил лезвие, осмотрел.
Прежде чем уйти, Хуттунен решил нарубить полицейскому дров — за то, что топор приберег и уже несколько дней бегает по лесам, разыскивая его, Хуттунена. Надо же помочь человеку.