Воздух Сомерсетшира
Шрифт:
– Квартиру надо сдать двухкомнатную!
И долго объясняла, что хозяин живёт в другом городе, а это двушка его мамы, которая год назад умерла, и теперь квартира пустая и не нужна ему, лишь бы платили коммунальные платежи и т. д. и т. п.
Она сразу посоветовала обратиться к общему их коллеге – мужчине, который жил с матерью и как-то поговаривал о наёмной квартире.
– Представляешь! – через два дня заявила озабоченная коллега, когда они шли утром на работу. – Отказался! А я понадеялась… Сказал, мало в школе платят, а он половину матери отдаёт, так что никак…
Поговорили, да и перекинулись на другое.
Ещё через
Но уже на следующий день:
– Ей не понравилось! Говорит, всё старое, боится газовую плиту зажигать. Молодые, им всё современное мерещится. Не хочет переезжать…
Через день в беседе коллега направила свою энергию на молодых специалистов, и у одной нашлись знакомые – семья – которые сняли бы квартиру столь дёшево. Произошёл обмен телефонами, но она заметила, что коллега отчего-то юлит: вроде говорит, что надо поскорее сдать квартиру, но звонить клиентам не стала. И на очередном променаде к рабочему месту женщина без обиняков пояснила своё отношение:
– Да мне и о себе надо подумать, – призналась она. – В прошлом году зять заикался продать нашу квартиру, чтобы себе купить. Я-то тоже мечтаю где-то голову приклонить. Только я плату не потяну, вот и думаю – и хочется, и колется. Квартира-то хорошая, спокойная, уютная, невысокий этаж, с мебелью…
Тут только она и стала задумываться, как было бы здорово отдышаться в своём углу… Коллега говорила, там есть шкафы – как раз убрать книги, что во множестве заполняли их квартиру. И для остального бы места хватило! И не надо ни телевизора, ни компьютера, она ходила бы туда читать, шить или вязать, красиво окружить себя теми вещами, что копились по пакетам и коробкам…
В её жизни квартирный вопрос не стоял остро: всё время она жила там, куда её привезли из роддома достаточно давно (то есть некорректно было бы сказать, что она появилась на свет в этом жилище, даже ради красного словца!). В квартире жила и её семья – родители в своё время предоставили жильё в их распоряжение, не желая мешать молодой семье. Она знала цену этому подарку и была благодарна родным, которые за неё решили ещё один серьёзный вопрос, значительно облегчив жизнь ей, а себе усложнив.
Ей не приходило в голову роптать на надвигающуюся потихоньку тесноту: она с детства здесь жила и, будучи последним ребёнком, имела свой угол. Став женой и матерью, она понемногу окопалась на кухне. И если не готовила и пила либо ела, то читала или вязала здесь.
Потому неведомые мысли о новом доме не засохли на корню, а получили своё продолжение. Другая квартира понадобилась и мужу: вот бы её со временем выкупить и пусть приватизирует на своё имя, чтобы тёща не фыркала. Можно и о перспективе подумать – сыновья ещё школьники, а им уже тесно… Словом, за такое счастье можно было и заплатить, придумать что-нибудь, извернуться.
Она не заикнулась ни словом мужу, не стала беспокоить. Как нарочно, и коллега перестала говорить о квартире, а спрашивать для себя было не в её правилах. Если надо – сама расскажет, если нет – что ж…
Эти дни её тайны она ходила, как именинница, и уже не так остро ощущала тесноту собственного жилья. Она прокручивала, что может возразить ей муж, когда она приведёт его на квартиру, представляла, как она с детьми затеет уборку и сделает всё по-своему… Повесит занавески…
Но коллега молчала, не догадываясь о её соображениях, и говорила
…К ак-то вечером пятницы, когда она на кухне замешивала блины, её домашние услышали счастливый смех. Им и закончились и чудесные именины, и приключения с новой квартирой. Разницу между мечтой и реальностью мы все понимаем, между желаниями и возможностями – признаём скрепя сердце. В этом наша слабость, но и наша сила. Да?
Почти тень
…Их взяли врасплох, оттого так и вышло – как кошмарный тягучий сон наяву, когда не можешь проснуться. Девушки слепо тыкались в белые враждебные стены, стараясь найти выход, но в последней комнате, куда они вбежали в панике, забыв про свои нечеловеческие умения, не было ни окон, ни дверей, ни даже самой ничтожной мебели, за которую мог уцепиться глаз, – ничего! Пол, стены, потолок… Их судьба – превратиться в это белое ничто.
Девушка, влетевшая в комнату первой, первая это и понимает, и наконец-то внутреннее сопротивление заставляет её действовать в безнадёжном для них положении.
– Я помогу и научу, как надо! – кричит вторая.
И по её голосу первая понимает, что та тоже пришла в себя и готова действовать по-своему. Лишь бы не помешать ей.
…Она бежала, отвлекая на себя попадавшихся людей, которые, как всегда, минуты опасности не знали, не чувствовали, а проснулись от шума. Много ли было толку в таком её действии – отвлекать от беды, – но ей казалось, что когда она бежит и кричит, что в голову приходит, то хоть немного превращается в тень или в ночной порывистый ветер, настолько тяжела надвинувшаяся беда…
…Девушкам удалось задуманное, но каждая принесла жертву: одна – жизнь, другая – умения, третья – юность, четвёртая – здоровье. У неё жертвы и не было: она стала тенью. Никто, даже свои, а тем более люди, не замечал её присутствия, не слышали её шёпота – с той поры она не говорила голосом, словно та ночь придавила её навсегда.
Впрочем, ей было и не до себя – её душой владели скорбь и боль. Она оплакивала подруг, знакомых, тех, кого совсем не знала, пока не пришла к месту поминания. То, что они не превратились в ничто, совсем не утешало и уж, конечно, не исцеляло. Так она и обреталась вокруг самодельного стихийно сложенного памятника, не замеченная никем, ходила без устали, впитывая в себя боль и скорбь, а иногда и отчаяние живых, но переживших и переживающих до сих пор военные тяготы, утраты, с тоской спрашивавших:
– А животных уже поминали?
– А посуду?
– А умерших от ран?
– А сожжённый лес?
Она видела подходивших с предметами погибших любимых, рукой прикасалась к появлявшимся тотчас на граните именам и изображениям – не каждый владел речью и языком в нашем понимании – и ненадолго замирала, забирая в себя чужую скорбь и неуловимую надежду, как свою…
Это были не только поминки по погибшим, но также привет уцелевшим и воюющим, возможность узнать, живы ли они…
…Он увидел её в тот момент, когда она стояла, склонившись, и трогала рукой поверхность камня. Она была прекрасна, как изваяние итальянских мастеров. И когда она шевельнулась, он почувствовал восторг, что она живая, а не мраморная. Больше ничего необычного он не увидел: во время вой ны всё не так, в этом весь ужас.