Воздушная битва за Севастополь 1941—1942
Шрифт:
Несмотря на потерю в январе Феодосии, в связи с отсутствием у немцев крупных резервов было ясно, что следующей станет наступать советская сторона. После серии отсрочек, связанных со срывом графика доставки вооружения и боеприпасов, войска Крымского фронта утром 27 февраля перешли в решительное наступление. Традиционно части СОРа наносили одновременный удар на своем участке. Командующий 11–й немецкой армией Э. фон Манштейн так охарактеризовал эти бои в своих мемуарах: «На Севастопольском фронте он (противник. — М. М.) попытался вырваться на север и восток сквозь неплотное кольцо окружения 54-го армейского корпуса. Четырем немецким дивизиям и одной румынской горной бригаде он мог уже противопоставить в крепостном районе 7 стрелковых дивизий, 3 бригады и 1 спешенную кавалерийскую дивизию… Атаки противника, предпринятые главным образом в полосах Нижнесаксонской 22-й пехотной дивизии и Саксонской 24-й пехотной дивизии, были отбиты в упорных боях благодаря прекрасным действиям наших войск и эффективному огню артиллерии». Но советские дивизии, количеством которых пугал читателей Манштейн, были лишь флажками на карте. По состоянию на 11 февраля в Приморской армии насчитывалось всего 21,5 тысячи пехотинцев и 12,2 тысячи солдат морской пехоты. Полевая артиллерия имела примерно 40% некомплект орудий, а значительная часть береговых батарей только осуществляла работы по смене стволов, расстрелянных в ходе отражения двух предыдущих штурмов. Наступающих пыталась поддержать авиация, но что из этого получилось? Рассмотрим поподробней.
В ночь, предшествовавшую наступлению, ДБ-3 и МБР-2 произвели 22 вылета для бомбардировки немецких позиций в районе Черкез-Кермен и Языковой балки. С утра начались удары по немецким артиллерийским батареям, которые своим огнем мешали продвижению советских войск. В них приняли участие восемь ДБ-3, 11 Пе-2 и три Ил-2. По докладам, пилоты уничтожили четыре полевых орудия и две минометные батареи, вывели из строя до роты пехоты. Из-за низкой облачности даже дальним бомбардировщикам приходилось сбрасывать свой груз с 600—1200 м, тем не менее потерь от зенитного огня не имелось. С полудня погода испортилась окончательно, что сорвало несколько групповых вылетов. Вечером штурмовикам удалось нанести удар по тыловой колонне, которая потеряла 13 автомашин и 17 повозок. Всего за сутки авиагруппа СОРа произвела 130 самолето-вылетов (54 на бомбардировку войск, 12 штурмовых, 13 на воздушную разведку, 20 на сопровождение ударных машин, 26 для прикрытия порта и для сбрасывания листовок). Было сброшено 388 ФАБ-100, 120 ФАБ-50, три бомбовые кассеты РРАБ-3, 872 осколочные бомбы АО-2,5, 44 PC и около 50 бомб других калибров — всего около 50 тонн боевой нагрузки. Несмотря на все это, очевидно, что всерьез на ситуацию на земле летчикам повлиять не удалось — уничтожение трех батарей и роты пехоты на фронте наступления трех дивизий существенно картины не меняло.
28 февраля плохая погода помешала достигнуть даже сравнимого результата. Дважды штурмовики (восемь самолето-вылетов) наносили удары по батарее и по полевым позициям в районе хутора Мекензия, сумев уничтожить шесть орудий и два взвода пехоты, но бомбардировщики из-за низкой облачности в воздух не поднимались. Только 1 марта, когда наземные части прекратили наступление и стали закрепляться на новых позициях, которые противник попытался отбить, авиация наконец-то смогла поддержать их относительно эффективно. Штурмовики совершили четыре групповых вылета (23 самолето-вылета), атакуя немецкие войска на командных высотах, за которые шла ожесточенная борьба. В первом вылете штурмовик, пилотируемый лейтенантом А. Ф. Евграфовым, был сбит зенитным огнем и упал на территории противника. Тем временем Пе-2 и ДБ-3 произвели 18 дневных самолето-вылетов по живой силе и главным образом батареям противника. Всего за день авиагруппа СОРа совершила 135 самолето-вылетов, сбросила 164 ФАБ-100, 2786 АО-2,5 и 173 PC, сумев уничтожить, по докладам, орудие, две минометные батареи и до роты пехоты. Много это или мало? Для сравнения заметим, что в этот день самолеты, подчиненные штабу «Fliegerfuhrer Sud», действовали исключительно на керченском направлении и произвели 120 самолето-вылетов — 53 истребителями, 40 пикирующими и около 30 горизонтальными бомбардировщиками. Только пилоты «штук» доложили об уничтожении 13 советских танков, в то время как истребители III/JG77 сбили без потерь шесть советских самолетов. При этом советская сторона постоянно жаловалась на действия авиации противника, в то время как немецкая чужих действий словно и не замечала. Так что вылет вылету рознь!
И все-таки пусть и не очень эффективные действия севастопольской авиагруппы привели к тому, что противник решил уделить ей больше внимания, подтянув для прикрытия войск на фронте большое количество зенитной артиллерии и начав регулярный обстрел севастопольских аэродромов дальнобойной артиллерией. Начали заглядывать «в гости» к коллегам и одиночные немецкие бомбардировщики. Еще 25 февраля на стоянке в бухте Матюшенко в результате такого визита сгорел МБР-2. 5 марта там же артиллерийским огнем была сожжена другая летающая лодка, а две повреждены. Спустя три дня немецкие зенитчики сбили возвращавшийся с разведки Пе-2 лейтенанта Акуратова. К счастью, все три члена экипажа смогли приземлиться на парашютах на своей территории. Сделали несколько вылетов в направлении Севастополя и «мессершмитты» группы III/JG77. В ходе одного из них 5 марта фельдфебель Хаклер (Hackler) подбил возвращавшийся с воздушной разведки «як» ст. лейтенанта С. Данилко. Раненому летчику пришлось покинуть свой самолет с парашютом. Напарник Данилко лейтенант Ватолкин считал, что ответными очередями ему удалось сбить одного из нападавших, но немцы этого не подтверждают.
Более драматичный случай произошел днем 11 марта. Утром в Севастополь прибыли крейсер «Красный Крым» и санитарный транспорт «Львов», которые доставили защитникам города 329 тонн боеприпасов, 60 т продовольствия, 20 авиамоторов и 362 человека маршевого пополнения. После разгрузки корабли оставались в Севастополе, ожидая темноты. Вражеская разведка обнаружила их, и по бухте был открыт артиллерийский огонь. Командующий Черноморским флотом и СОРом вице-адмирал Ф. С. Октябрьский приказал обнаружить дальнобойную батарею и подавить ее огонь. Для выполнения задачи вылетели два штурмовика, пилотировавшиеся капитаном Михаилом Талалаевым и старшим лейтенантом Евгением Лобановым. Немцы встретили машины сильным зенитным огнем, но летчики начали штурмовку, и огонь батареи был подавлен. К сожалению, не обошлось без потерь — снаряд, угодивший в «ил» Талалаева, повредил мотор. Летчика осколком ранило в голову. Второй снаряд пробил масляный радиатор. Капитан приказал Лобанову возвращаться на аэродром, а сам пошел на вынужденную посадку на нейтральной полосе. Оттуда капитан начал ползком выбираться в сторону своих окопов, но осуществить это оказалось не так просто. Противник открыл по летчику огонь из всех видов оружия, а небольшая группа солдат направилась в его сторону явно с намерением взять в плен. Увидев, что командиру угрожает опасность, Лобанов снизился до высоты бреющего полета и стал расстреливать немецких пехотинцев. Они бросились назад в свою траншею, но в этот момент в штурмовик Лобанова попал зенитный снаряд. Потеряв управление и пролетев по инерции несколько сотен метров, самолет упал за немецкими позициями. Только ночью нашим разведчикам удалось пробраться во вражеский тыл и обнаружить место последнего боя Лобанова. Судя по уцелевшим свидетельствам, Евгений после аварийной посадки укрылся в снарядной воронке, откуда долго отстреливался из пистолета от немецких солдат. В ходе этой перестрелки он и погиб. Указом от 14 июня 1942 г. посмертно Евгению Лобанову было присвоено звание Героя Советского Союза, а в полку долго летала машина с надписью на борту «За Женю Лобанова!».
Доставленные кораблями боеприпасы и маршевое пополнение оказались весьма кстати, поскольку Крымский фронт подготовил очередное наступление, а его командующий генерал Козлов вновь требовал от СОРа активных действий. Правда, на этот раз предпринимаемое севастопольцами наступление имело чисто демонстративные цели, к тому же начаться оно должно было не 13 марта одновременно с войсками фронта, а двумя днями позже. Погода снова не благоприятствовала атакующим, что, с одной стороны, говорило о пренебрежении советского командования фактором погоды, с другой стороны, что оно явно не делало ставки на авиацию как на силу, способную взломать оборону врага. По этой причине, а также в силу демонстративности наступления авиация СОРа приняла в нем крайне ограниченное участие. За двое суток штурмовики не поднимались в воздух ни в один из дней, а бомбардировщики совершили 21 самолето-вылет, причем больше половины для бомбардировки аэродрома Саки. 16-го, патрулируя над главной базой, капитан Бабаев на своем «яке» сбил бомбардировщик Не-111, который, судя по его докладу, врезался в воду. С некоторой натяжкой можно предположить, что это был «хейнкель» из эскадрильи 3/KG100 (Wr.N.4662), который значится сбитым истребителем в районе Саки 17 марта. В тот день капитан Рыжов и мл. лейтенант Лукин из той же эскадрильи тоже доложили о воздушной победе, но не над Не-111, а над Ju-88, который упал горящим на территории противника. Скорей всего вражескому бомбардировщику, предположительно из III/KG51, удалось совершить аварийную посадку, и его в соответствии с немецкой методикой сочли не сбитым, а только поврежденным.
Вообще же, переходя к теме воздушных боев, которые велись в марте над базой, следует заметить, что советским летчикам удалось добиться некоторых успехов даже несмотря на то, что их ресурсы и возможности оставались довольно ограниченными. Прикрытие города и порта осуществлялось по старой схеме: пара истребителей старых типов постоянно барражировала в воздухе при наличии в порту кораблей, и еще одна пара новых истребителей дежурила на земле в немедленной готовности к взлету. В случае массированного налета в воздух по готовности поднимались все современные истребители, которые находились на аэродроме Херсонесский маяк. Сигнал тревоги могли подавать наземные посты системы ВНОС, развернутые вдоль фронта сухопутной обороны, но чаще установленная на мысе Херсонес радиолокационная станция РУС-2. Опасаясь зенитного огня и не зная о радаре, немецкие летчики предпочитали заходить на Севастополь со стороны моря на высотах от 3000 до 4000 м, при этом Ju-88 иногда пикировали до высоты 1500—1000 м. Благодаря этому РУС-2 засекал их на удалении до 100 км от Севастополя, и перехватчики успевали взлететь и набрать необходимую высоту. Именно так и были одержаны предыдущие победы.
Более серьезному испытанию на прочность советская система ПВО подверглась вечером 20 марта, когда немецкая авиация впервые за долгое время попыталась нанести удар по судам, разгружавшимся в порту. В 16.27 внезапно над Севастополем показались восемь Ju-87 в сопровождении четырех Bf-109. Самолеты летели со стороны линии фронта, в связи с чем отражать налет пришлось паре барражировавших «чаек». Их пилоты ст. лейтенант Кологривов и лейтенант Куриченко доложили о сбитии трех «штук», из которых немцы признают лишь потерю одной (Wr.N. 5367). Пикировщики сбросили бомбы с высоты в 300—400 м, и только ожесточенный огонь зениток сократил их успех до одного близкого разрыва бомбы вблизи разгружавшегося танкера «Серго» (7596 брт). Осколки иссекли его надводный борт и вызвали серьезный пожар. На судне выгорели носовые помещения, но силовая установка уцелела, благодаря чему судно смогло своим ходом уйти на Кавказ. Тем временем налет продолжился. Спустя час (видимо, те, кто планировал удар, рассчитывали, что этого времени хватит, чтобы поднятые по тревоге перехватчики израсходовали бензин и пошли на посадку) над портом показались пять Ju-88 в сопровождении двух «мессершмиттов». Расчет немцев оказался неверен, и над портом их встретили пара «яков» (капитан Капитунов, лейтенант Платонов) и пара «мигов» (капитан Сморчков и мл. лейтенант Лукин). В завязавшейся воздушной схватке немцам не удалось прицельно сбросить бомбы на суда. Советские истребители потерь не понесли, в то время как пара «яков» донесла о сбитом «юнкерсе», а пара «мигов» об уничтожении обоих «мессеров»! Немцы признают потерю одного Bf-109, но, по их данным, он был сбит зенитным огнем. По этому поводу командир эскадрильи группы II/JG77 (18—20 марта сменила в Сарабузе группу III/JG77, которая убыла на отдых в Германию) обер-лейтенант Хайнрих Сетц (Heinrich Setz), одержавший в предыдущий день над Керчью свою 50-ю воздушную победу, записал: «Сегодня снова над нашим аэродромом дует ледяной ветер. С утра наши «птицы» замерзли, так что вылетали мы всего один раз. Впрочем, задание было выполнено неплохо. Сопровождение «штук» на Севастополь. Черт возьми, это был фейерверк! Все воздушное пространство прикрыто огнем. Я был вынужден оставить там одного парня». Более подробно по этому поводу высказался уже цитировавшийся нами Гюнтер Белинг: «Несколько недель я летал на задания над Крымом на своем «белом 14-м». Он каждый раз доставлял меня невредимым домой, даже когда огонь русских зениток — особенно над Севастополем — был особенно плотным. Когда нас после этого переводили домой, мы оставили свои самолеты 2-й группе. При этом я стал свидетелем, как мой «14-й» не вернулся из первого же полета над Севастополем с другим пилотом. После прямого попадания зенитного снаряда лейтенант Карл-Виктор Мюллер по прозвищу «КаФау» (KaVau) был сбит над городом. Меня это очень сильно поразило — как часто мне приходилось летать над Севастополем при самом плотном зенитном огне и оставаться совершенно невредимым, а другой был сбит в первый же раз».