Воздушная война в небе Западной Европы. Воспоминания пилота бомбардировщика. 1944-1945
Шрифт:
Когда вскоре после посадки я шел по базе, ко мне подошел летчик, чьи глаза были прикованы к моему красному шарфу. «Вы – Трипп, не так ли?» – спросил он. Затем он рассказал мне, что накануне вечером встретил девушку, которая, казалось, переживала за меня. Она попросила, чтобы он нашел меня и передал мне номер ее телефона. Она сказала, что на мне будет надет красный шарф.
Через несколько минут я уже говорил с Одри по телефону. Она пережила то, что обычно переживает любая женщина, которая ждет. После встречи с первым летчиком, передавшим мне записку, она встретила другого летчика, который сказал ей, что эскадрилью перенаправили в Корнуолл, но что о нашем экипаже сообщалось как о пропавшем без вести.
Не умывшись, не побрившись и не поменяв форму, я вскочил на мотоцикл,
Глава 8
НЕДОСТАТОК АНГЛИЙСКОЙ ПОГОДЫ
Никто не слышал об Эркеншвикке [100] , очевидно, даже издатели топографических карт, которыми мы пользовались, но у ворэнт-офицера Эверса были все причины запомнить его. Осколок зенитного снаряда пробил лобовое стекло фонаря. Он порвал его шлем и срезал верхушку правого уха. Но это происшествие не вывело Эверса из строя; тем же вечером он был в столовой с повязкой и лейкопластырем на правом ухе. Он и его экипаж настолько сильно хотели быстрее завершить свой тур, что отказались от отпуска, и в то время как нам после налета на Эркеншвикк все еще оставалось выполнить семь вылетов, им требовалось выполнить лишь один. Но они не были включены в боевой приказ на рейд следующей ночью, по слухам, Викарий хотел назначить их в легкий полет, чтобы они могли завершить свой тур.
100
Имеется в виду поселок Ор-Эркеншвикке, в 16 км на северо-восток Гельзенкирхена.
За полчаса до полуночи мы взлетели на почти новом «Ланкастере», чтобы нанести бомбовый удар по нефтеперерабатывающему заводу в Ванне-Айккеле [101] в долине Рура. С самого начала полет пошел не так, как надо. Створка фонаря кабины со стороны Дига не закрылась должным образом, и он и Рей были вынуждены сидеть на ледяном сквозняке. В дополнение Рея мучали приступы диареи.
Над Францией Диг не смог на высоте 4000 метров включить устройство «М» (компрессор наддува). Он все еще проклинал эту штуку, когда Рей снова был вынужден броситься в хвост, в туалет, и, когда он, спотыкаясь в темноте, еще был на полпути к своей цели, Пол по внутренней связи сообщил, что горит правый внутренний двигатель. Рей достиг туалета и, подключившись к внутренней связи, услышал обрывок разговора о горящем двигателе. Опорожнившись, он бросился обратно, натягивая штаны на ходу.
101
Ванне-Айккель – поселок около северной окраины г. Бохум, ныне входит в конгломерат Дортмунд – Бохум – Гельзенкирхен – Эссен.
Двигатель не горел, но выбрасывал снопы искр и языки пламени. Самолет вздрагивал, и Диг сказал, что 4000 метров его потолок; он не может тянуть его выше.
За работающим двигателем теперь тянулся шлейф из искр и пламени, и Рей решил, что его необходимо зафлюгировать. В течение нескольких секунд двигатель остановился, и мы полетели к Ванне-Айккелю на трех двигателях.
Диг спросил: «Как мы идем, Лес?» – и тот сказал, что мы приблизительно в 260 километрах и уже с двадцатиминутным опозданием.
– Мы бы сделали это на «Эйбле», – произнес Диг, – но я не могу заставить этого ублюдка набрать высоту. Мы возвращаемся домой. Дайте мне курс в район сброса в Северном море.
Это был пустынный район моря, которого избегали все суда, где в критической ситуации бомбардировщики могли сбросить бомбы и тем самым уменьшить свой вес. По совпадению этот район стал предметом некоторого обсуждения на прошлой неделе, потому что после взлета один штурман был охвачен L.M.F. и отказался сообщать своему пилоту курс к цели. В результате пилот полетел в район сброса, освободился от бомб и вернулся на базу. Штурман,
Не имея возможности подняться выше 4000 метров на четырех двигателях, Диг теперь должен был тащиться обратно над Францией, заботясь, чтобы на трех двигателях не опуститься ниже 3000 метров, потому что американские зенитные батареи, известные как батареи Z, открывали огонь по любым самолетам, летевшим ниже 3000 метров. Было два часа ночи, и все ощущали холод, усталость и напряжение. Казалось, что прошла вечность с постоянными жалобами Дига на то, что оставшиеся двигатели не выполняют свою работу, прежде чем мы достигли французского побережья. Затем Гарри, который не очень любил летать над морем и в лучшие времена, начал жаловаться на сильный холод, а я пожаловался на тот факт, что нам не засчитают этот вылет боевым, так как мы не достигли цели. Перед взлетом нам оставалось выполнить семь вылетов, и, когда мы приземлимся, их по-прежнему будет семь.
Рей начал вычислять, какие бомбы необходимо сбросить, чтобы мы могли безопасно приземлиться с полной полетной массой. Через некоторое время он сказал мне, что надо сбросить «булочку» [102] и одну 500-фунтовую бомбу из задней части бомбоотсека.
Я выбрал две бомбы и вглядывался в темноту. Приблизительно через двадцать минут Лес произнес: «Майк, ты можешь сбросить их в любой момент, когда тебе нравится».
Диг открыл створки бомболюка, и на моей панели управления замигали лампочки «одиночная» и «залп». Я посмотрел вниз в темноту и нажал на кнопку сброса. Мигающие лампочки погасли, и самолет подпрыгнул в воздухе. «Не закрывай пока створки, – сказал я Дигу. – Я только проверю».
102
«Булочка» («Cookie») – так в RAF прозвали бомбы большого калибра.
Я направил луч фонаря в бомбоотсек, на ряды бомб, и с тошнотворным смятением понял, что выбрал не ту 500-фунтовую бомбу; я сбросил находившуюся по одну сторону от «булочки», а не позади и как следствие нарушил поперечную балансировку самолета. Я объяснил, что произошло, и спросил, должен ли сбросить бомбу с другой стороны «булочки», чтобы восстановить балансировку.
– Ты – великолепный ублюдок! – взорвался Рей.
– Так ты хочешь, чтобы я сбросил еще одну или нет?
– Да, но на сей раз сбрось ту, что нужно.
Я сверился со своими бумагами и установил переключатели, и у меня в голове, словно фильм ужасов, пронеслись картинки падающих неправильно выбранных бомб. Я снова все проверил; все переключатели, казалось, были в нужном положении. Я закрыл глаза и нажал на кнопку сброса.
Сигнальные лампочки показывали три пустых бомбодержателя, симметрично расположенные. Я сказал Дигу, чтобы он закрыл створки бомболюка.
Намного позже Диг совершил прекрасную посадку на аэродроме.
– Как ваш главный критик, – заявил ему Гарри, – так как я тот, кто набивает себе шишку на голове, если вы совершаете плохое приземление, позвольте мне сказать, что ваши посадки на трех двигателях всегда хороши.
– Потому что он не расслабляется, – произнес Джордж.
У нас было свободных полчаса перед возвращением тех, кто успешно совершил налет на Ванне-Айккель, и мы поглощали завтрак в атмосфере мрачных размышлений. Завтрак был почти закончен, когда Гарри сказал:
– Я рад, что мы не продолжили полет. Едва мы взлетели, как у меня возникло ощущение, что это летят семь мертвецов.
Повисла смущенная тишина.
– Почему ты нам не сказал об этом? – спросил Пол.
Гарри отправился к врачу, чтобы вылечить обморожения на лице и на двух пальцах, его лицо кофейного цвета было помечено на каждой скуле двумя пятнами еще более глубокого темно-коричневого цвета. На его счастье, погода в течение двух недель стояла такая плохая, что мы не могли летать, и у него была возможность залечить обморожения.