Воздушные пираты
Шрифт:
— Пятьдесят — на сорок восемь мёртвых вжик-вжиков.
— Сотня — на то, что ему осталось максимум десять секунд!
Каулквейп почувствовал тошноту и спрятал лицо в ладонях.
Наконец раздался громоподобный рёв.
— Есть!
Рёв становился всё громче и громче, так что даже террасы задрожали. Заглушая рёв, раздался звук фанфар. Но шум никак не утихал. Одна из учётчиц подошла к железному дереву и передала сообщение матушке-наседке.
Матушка Ослиный Коготь снова встала. Наступила тишина.
— Капитан воздушных пиратов убил сорок три вжик-вжика перед смертью, — объявила
Победители шумно радовались. Проигравшие, которых было гораздо больше, вздыхали.
— Схватка длилась ровно десять минут и… — Она сделала паузу. Зрители вцепились в свои купоны. — Десять минут и пятьдесят секунд.
И вновь жидкие восторженные вскрики потонули в общем стоне разочарования. Матушка Ослиный Коготь щёлкнула клювом.
— Ну а теперь, друзья мои, мы продолжим, — объявила она. — Настало время для главного состязания этого вечера. — Она кивнула шрайку-охраннице на платформе, находившейся под её ложей, и та начала крутить огромное колесо.
Заскрипели блоки. Задвигались верёвки. И сверху из плотной серо-черной листвы над королевской ложей появилось дно тяжёлой клетки из железного дерева, которая медленно начала опускаться.
— Классический поединок! — закричала Матушка-наседка. — Непревзойдённое противостояние! Сила против упорства. Мощь против численности. — Она вскинула украшенную перьями голову. — Для вашего удовольствия и развлечения настоящий… крайне редкий… в самом расцвете сил…
Толпа просто взбесилась от лихорадочного предвкушения; все размахивали руками, топали ногами. А когда клетка опустилась ниже, так что стало видно свирепое, разъярённое существо, которое скакало между прутьев своей подвесной тюрьмы, их кровожадные крики превратились в оглушающий рёв.
Матушка Ослиный Коготь самодовольно улыбнулась и, когда клетка поравнялась с королевской ложей, вновь кивнула шрайку-охраннице. Клетка дрогнула и остановилась. Матушка Ослиный Коготь подняла огромную когтистую лапу.
— Я отдаю вам… толстолапа! — выкрикнула она.
Прутик ахнул. Это был не просто толстолап. Это был Гуум. В этом не могло быть никаких сомнений. Даже если бы Прутик и не узнал его в лицо, у него на левом боку были видны жуткие шрамы от утыканной кольями ямы, в которую Гуум однажды попал.
Тихонько подкудахтывая, Матушка Ослиный Коготь протянула лапу и погладила когти толстолапа, которые высовывались между прутьями его подвесной клетки.
— Я уверена, что он задаст этим вжик-вжикам жару, зрелище стоит денег, — заметила она слащавым голоском.
Толпа, взвинченная до сумасшествия ожиданием предстоящей схватки, снова загудела.
— Вниз! — требовали они. — Вниз! Вниз! Вниз!
Всё тело Каулквейпа содрогалось от отвращения.
— Нужно действовать быстро, — серьёзно сказал Прутик. — Возвращайся к тому стаду зубоскалов, мимо которых мы проходили. Купи четырёх зубоскалов! — приказал он и дал Каулквейпу горсть золотых монет. — Самых больших и сильных, каких найдёшь. Потом мы встретимся с той стороны арены, на подвесных мостках, прямо под ветвями железного дерева.
— Но, Прутик… —
— Быстро, Каулквейп! — твёрдо прервал его Прутик, и не успел юный подмастерье и слова сказать, как тот уже начал пробираться сквозь толпу.
Каулквейп какое-то время смотрел ему в спину, потом повернулся к Шпулеру.
— Пойдём-ка за зубоскалами, — сказал древесный эльф.
Каулквейп кивнул. Он надеялся, что Прутик знает, что делает.
Трибуны лихорадочно делали ставки, в то время как Прутик пробирался к железному дереву.
— Тридцать золотых монет — на двадцать восемь минут девять секунд.
— Ставлю пятьдесят на по меньшей мере сто пятьдесят вжик-вжиков, а потом ему конец.
— Семьдесят пять золотых монет!
— Сотня!
Не обращая внимания на вскрики боли и вопли возмущения, Прутик локтями прокладывал себе дорогу в толпе и наконец добрался до того места, где позади верхней террасы находился ствол огромного дерева. Он остановился, вытащил из-под своей длинной тяжёлой накидки абордажный крюк воздушных пиратов и огляделся.
Атмосфера на арене накалилась до предела, и никто: ни шрайки, ни зрители — не заметил стоящего в тени молодого воздушного пирата. Взяв в руку верёвку, Прутик забросил крюк на верхние ветки и, когда тот зацепился там, вскарабкался наверх.
— … А теперь, — крикнула, перекрывая шум, Матушка Ослиный Коготь, — настал тот момент, которого вы все так ждали! — Она кивнула вниз шрайку-охраннице, чтобы та опускала толстолапа вниз, в яму.
Прутик между тем добрался до широкой плоской ветки, росшей высоко в кроне железного дерева, и осторожно пополз по ней вперёд. Прямо над королевской ложей и подвесной клеткой он остановился. Внизу, под ним, Матушка Ослиный Коготь расправила крылья.
— Итак, — объявила она, — состязание начинается… Ууух!
Толпа как один ахнула от удивления при виде молодого воздушного пирата, который спрыгнул в королевскую ложу и схватил Матушку-наседку. Его рука ухватила её за горло, и он приставил лезвие ножа к её пушистой шее.
— Прекратите опускать клетку! — крикнул Прутик. — Верните её назад до уровня королевской ложи, или я убью Матушку-наседку!
С негодующим воплем рыжевато-коричневая охранница-шрайк остановилась и в изумлении уставилась на Прутика. Потом медленно она начала крутить колесо в противоположном направлении. Сёстры-наседки подняли крик и стали с визгом и писком носиться по подиуму. Другие шрайки, рыжевато-коричневые охранницы и огромные, с зазубренными клювами торговки рабами, угрожающе приблизились к дереву по навесным мосткам.
— Назад! — взревел Прутик. — Прикажи им, — прошипел он в ухо Матушке Ослиный Коготь, — прикажи немедленно!
— Н-не подходите, — полупридушенным голосом произнесла Матушка Ослиный Коготь.
— И скажи, пусть сложат оружие! — Прутик сильнее прижал нож к её горлу.
— Делайте, как он говорит! — крикнула она.
— Так-то лучше, — проговорил Прутик. Затем, всё ещё держа нож у её горла, он дотянулся до клетки и открыл крышку наверху. Оттуда появилась массивная кисть толстолапа.