Воздыхание окованных. Русская сага
Шрифт:
Митрополит Филарет принял благочестивую мать, внимательно выслушал ее сетования о неспособностях Коли, о возможности даже оставления гимназии. Однако реакция митрополита была для Анны Николаевны ошеломительной: Владыка положил руку на голову мальчику, благословил его, и твердо предрек матери, что ее Николушку ждет великое поприще, что он будет подлинным светочем русской науки и самой надежной опорой для своей матери.
…С того дня, с того мгновения учеба Николая Жуковского пошла совсем другим путем. А тут еще начали читать в гимназии курс математики замечательные преподаватели Малинин и его коллега Буренин — авторы знаменитого русского учебника алгебры и геометрии, выдержавшего множество изданий, по которому
К тому времени, когда состоялась это промыслительная встреча со святителем Филаретом Анны Николаевны Жуковской и ее сына, многие Слова и речи митрополита Московского уже были опубликованы, и у Жуковских они, конечно же, имелись, тогда ведь не только романы, но и проповеди читали вечерами в семьях вслух, и, надо думать, что рано или поздно, быть может, уже в бытность его слушателем лекций любимого университетского преподавателя Василия Цингера, Николай Егорович и вспоминал чеканное слово святителя Филарета, которое можно было бы вместе с рассуждениями Цингера (мы приводили их в главе пятой) назвать путеводной звездой будущего ученого:
«Первое и всеобщее начало всеобщей болезни человечества, начало всякого несовершенства и несчастия, или иначе, начало всякого греха и наказания человеков, — говорил святитель Филарет в своем Слове 1826 года в день памяти преподобного Никона Радонежского, — есть неправильная мысль ума, и беспорядочная решимость воли, не смотреть более на невидимое, а смотреть только на видимое. Что называется падением человека (…) Это было началом зла в человеке… Если когда в исключение из сего правила, позволительно и должно со вниманием смотреть на видимое, то наипаче в тех случаях, когда видимое, как образ, как таинственное орудие … поставлено в предмет благочестивого внимания для человеков».
* * *
Так с благословения Божиего, преподанного великим святителем-старцем, в окружении высоко духовных наставников, при собственном благорасположении к таковым занятием, при усердном трудолюбии и даже благодатной помощи самой природной среды его становления, начинался путь Николая Егоровича в науку…
Однако до побед и открытий было еще очень далеко. Как и пастушку Давиду после помазания еще предстояли десять лет тяжелейших испытаний, так и Николаю еще предстояли неустанные напряженные труды, скорби и неудачи, постоянные сомнения, неудачные пробы себя в разных направлениях (в то время как друзья-однокашники уверенно шли в гору), очень скудная, довольно голодная и весьма холодная московская гимназическая, а потом и университетская жизнь.
Этот путь почти до самого конца ученья они шли бок о бок с братом Иваном. Сохранились их письма тех лет Анне Николаевне и сестре Маше в Орехово, которые удивительно точно свидетельствуют о глубинной духовной разности братьев.
Однако прежде чем письма заговорят, еще одно небольшое отступление, ведь то, что местами глядит на нас с этих пожелтевших страниц середины XIX века, не просто живо и по сей день, оно прочно скреплено с нынешними нашими духовными состояниями. К сожалению, здоровое, столь необходимое нам хотя бы как напоминание о должном, исчезает из жизни много скорее. Вот и приходится усиливаться искать его следы в прошлом. Впрочем, как и первые симптомы оказавшихся впоследствии смертельными заболеваний.
На коллаже работы Екатерины Кожуховой портрет Анны Николаевны Жуковской
Полтора века назад Россия, как известно, была Империей православной. Но откуда-то ведь взялись в ней спириты, хлысты, нигилисты и прочая духовная нечисть? Н. С. Лесков писал, что русские, начиная с шестидесятых-семидесятых годов XIX века, повалили в спиритизм толпами.
Говорят, что причиной столь мощного распространения духовной порчи в России была «малоцерковность»: мол, большинство образованных людей до революции были и православными, и богобоязненными, но вот беда, от церкви стали отдаляться. Хотя обрядовая сторона веры соблюдалась еще довольно долго, но сердца-то уже «отиде на страну далече, и ту расточи имение свое» (Лк.15:13). Отходом от церковности и объясняют и сегодня многие то помрачение умов, которое к годам революции заполонило Россию.
От церкви отошли, но от жизни-то не убежать: тяготит она, давит необратимыми потерями и несчастиями, а как все это понести, если ты разучился обращаться к Своему Отцу Небесному и Утешителю, если истощилась твоя вера и высохло сердце и ум стал «превратным», и долбит в нем день и ночь один и тот же помысл: «нет ничего, нет никого». Поневоле бросишься поглощать рожцы «яже ядяху свиния»:
Безверием палим и иссушен, Невыносимое он днесь выносит… И сознает свою погибель он И жаждет веры… но о ней не просит.Трудно было найти к последней трети XIX века семью и причем не только в столицах, но и в провинции, где бы не плодилась и размножалась духовная нечисть спиритизма, ересей и сект. Духовная катастрофа была налицо: не только верхи, но и крестьянство с купечеством было духовно поражено самым черным мистицизмом и различными уклонениями от православия, свидетельствуя о назревавшей глобальной общенациональной катастрофе.
И по сей день мы все ищем в прошлом виновных в том, что случилось с Россией, а, следовательно, и пути спасительные мы ищем таким же точно образом — совне, но только не в глубинах своей собственной духовной жизни, — наши мысли текут по древу политики, ищут ответов в тайных секретах личностей государственного масштаба, в социальных процессах. Припоминаем императору Петру I насилие над церковной жизнью, предъявляем вины в духовном растлении общества разложившейся великосветской верхушке времен Татариновских кружков Александровой эпохи и позже тоже, ставшей переносчиком чумы масонства, каббалы и черного мистицизма, наводнившей Россию лжестарцами-католиками и пасторами-властителями дум….
Вопросительно взираем и на церковь воинствующую земную, много страдавшую под натисками мiра и постепенно терявшую «силу благочестия» (2 Тим. 3:5), которую, между прочим, апостол в другом своем послании определяет как «слово Крестное» (1 Кор.1:18). Почти полвека нес русскому миру это Крестное слово митрополит Московский Филарет, — и знати Петербургской и другим сословиям, — но слушал ли кто?
* * *
В семье Жуковских молились, еженедельно бывали на церковных службах, соблюдали посты, о внутренней вере Анны Николаевны уже говорилось. Достаточно добавить, что пока она была хозяйкой в доме Николая Егоровича (да и при дочери ее Марии, при внучке Леночке…) карт в руки не брали. Даже пасьянсов не раскладывали. Это было несовместимо с духовным строем жизни. Слушались Церкви. Все, чему учила столетиями Церковь, усваивалось с молоком матери, было не декларациями о принципах, а законами неписанными, вернее законами, написанными на скрижалях сердца.