Вожделение
Шрифт:
Они прохладные, но такие сочные, дыхание со вкусом мятной зубной пасты.
Я ее к себе прижал, одной рукой нашаривая грудь под распахнувшимся пуховиков, через тонкий слой одежды, которой не успел разглядеть. Зато чувствовал горошины сосков, твердые, упругие, и мне хотелось их втянуть в рот, провести языком.
Она кулаками мне по груди стучала, но я отметил — сопротивлялась слабо.
Мои демоны визжали, задыхаясь от счастья, когда я потянул резинку ее юбки, чтобы запустить руку в трусики.
Я как одержимый был, так
Я мечтал только об одном: погрузить пальцы внутрь, коснуться ее там, куда сейчас, пульсируя, устремлялась вся кровь.
Влажно. Горячо. Блядство…
Пощёчина, обжигающая и звонкая, опалила мне лицо. Я боль почувствовал далеко не сразу, но отшатнулся инстинктивно. Левая сторона.
Тик-так, Ланских.
— Придурок!
Регина отпрыгнула от меня, тяжело дыша, дрожащие руки цеплялись за полы куртки. Лицо раскраснелось, одна прядь залезла ей в рот, но она не замечала. Ее грудь ходуном ходила, да и мое дыхание к черту сбилось, я дышал глубоко, пытаясь успокоить своих демонов.
— Я на тебя заявление в полицию напишу, если ты ещё раз ко мне приблизишься!
Она верила в тот момент своим словам, но я-то знал, что не сделает. Не сможет. Удивительно, что Регина вообще работала официально, а не пряталась там, где никто не увидит ее паспортных данных.
— Я знаю, что ты живёшь под чужим именем, Регина, — каждое слово четко, как приговор, так, чтобы точно в цель.
И оно долетело.
Глава 14.
Я полыхала.
От макушки до мизинцев, и этот огонь внутри меня был густо замешан на гневе и похоти. Чужой, той, в которую меня только что без позволения окунули.
Я боялась Ланских: его странное поведение, на грани безумия, побуждало сбежать, и не только из-под света дурацкого фонаря, что светил над нашими головами.
Мне все милее становилась идея сменить город, и хоть я досыта нахлебалась бродяжной жизни, рядом с ним, с Максимом Евгеньевичем, было невыносимо вовсе. Не разделим мы с ним город по-хорошему, слишком тесно будет.
В его темных глазах мне мерещился лихорадочный, нездоровый блеск. Так не ведут себя нормальные люди — караулить с утра меня, сидя в машине возле подъезда, будто у Ланских дел других не было. Будто свет на мне клином сошёлся.
Я как только авто его на том же месте увидела, напялила на себя первые попавшиеся вещи и, поддавшись порыву, побежала на улицу. Даже лифта дожидаться не стала.
Пока неслась, перепрыгивая через ступеньки, столько фраз прокрутила, которые ему скажу, чтобы понял, наконец и отстал, а он вместо этого взял и полез мне под юбку.
Я растерялась поначалу. Никто со мной так никогда не обращался, я не знала, как реагировать.
Но цейтнот длился недолго, я сама не поняла, как влепила ему оплеуху. Ладонь от нее все ещё жгло.
Его щека расцветала алым.
Я слишком сосредоточилась на своих ощущениях, на угрозах написать заявление. О, я в это верила.
Не в то, что полиция меня защитит, в этом как раз никаких сомнений не оставалось: понадейся я тогда на правоохранительные органы, стала бы шестым трупом в том деле.
А вот накатать на него заявление я была готова. Чтобы напугать, показать, что пойду вперёд до победного.
Что снесу этого самодовольного кретина со своего пути, что не все ему позволено только потому, что Ланских богат и успешен.
Но его последняя фраза застала врасплох. Я будто натолкнулась на невидимый кулак: бах! И воздух вышибает из лёгких, и ни вздоха сделать, ни двинуться.
Нужно было держать лицо, один бог только знает, как я пыталась заставить мускулы замереть, не выдавая мой страх.
Но не смогла, сфальшивила где-то. Ланских так пристально смотрел на меня, что все равно бы нашел подтверждения своим словам.
Только это не значило, что я проиграла или поддалась, ну уж нет.
— Да ты больной, — фыркнула и развернувшись на каблуках, пошла к подъезду. Бежала почти, ноги скользили по снегу, спина была как деревянная, все мышцы сковало. Я ожидала, что Ланских рванет следом, продолжит препарирование, но он неожиданно отступил.
Меня так и порывало обернуться, чтобы узнать, смотрит вслед или нет. Как в той песне старой, что крутилась сейчас в голове. Думать о чем угодно, лишь бы не о том, что ему обо мне известно.
Я приложила "таблетку" домофона к замку, открыла подъездную дверь и тут же захлопнула ее за собой, не оставляя и малейшего шанса, если вдруг кто-то был за спиной. В лифте свет мигал, пахло сигаретами — опять кто-то из соседей затянулся прямо на выходе из квартиры, но ехала я одна.
Точнее, наедине со своими мыслями, и мне было тошно и тесно. В квартире лучше не стало. Я обуви не снимая прошла к окну: не уехал. Стоял, прислонившись к капоту автомобиля, в свете фонаря. А сверху снег падал, и казалось, что Ланских в большом новогоднем шарике — тряхни, и закружит искусственная метель, оседая на праздничные домики и фигурку.
Я свет не включала.
Вернулась обратно в прихожую, вытащила ручку чемодана, проверила как колесики крутятся. Отлично крутились.
Хоть сейчас выходи из дома и драпай, пока не поздно. Пока Ланских не раскопал то, что знать ему не было никакой нужды.
"— Я знаю, что ты живёшь под чужим именем, Регина", — повторила его слова. Что ещё он знал? Какие доказательства были?
Мое настоящее имя он вряд ли смог бы найти, я давно в живых не числилась. Возможно, именно это дало мне шанс продержаться так долго — пока разбирались, кто на самом деле умер, я успела уехать так далеко, что дальше след терялся. Или нет…