Шрифт:
Раскрыла Шамхат груди, свой срам обнажила,
Не смущалась, приняла его дыханье,
Распахнула одежду, и лег он сверху,
Наслажденье дала ему, дело женщин,
И к ней он прильнул желанием страстным.
Эпос о Гильгамеше
Стрип-зал тонул в полумраке, и единственным островком света была сцена с гравипилоном. Вокруг сцены толпились нетрезвые зрители, ожидая шоу. Пахло потом, перегаром и похотью. Верк сидел у бара за стойкой спиной к сцене, но всё прекрасно видел в отражении на зеркальной стенке бокала, стоявшего перед ним. Грохнула музыка, на сцену выпорхнула одна из самых опытных танцовщиц – Большая Йуди. На это зрелище стоило посмотреть, и Верк развернулся лицом к сцене. Это была рослая и полнотелая танцовщица с тёмно-шоколадной кожей, по которой змеились узоры фосфоресцирующих татуировок. По ткани серебристого платья, драпирующего её мощную фигуру, медленно проплывали опаловые пятна. Их переливчатое мигание создавало какой-то гипнотический эффект, так же как и огоньки, бежавшие по бесчисленным косичкам танцовщицы от корней к кончикам. В несколько ловких прыжков Большая Йуди проскочила полсцены и вспрыгнула на гравипилон. Генерируемый поток антигравитации подхватил её, и она воспарила в воздух. Под возбуждёнными взглядами зрителей Большая Йуди начала свой танец. Раскидывая руки и ноги, она вращалась во всех возможных плоскостях. Завораживающие движения, внезапные повороты и кульбиты, шпагаты и растяжки сопровождались постепенным исчезновением платья. Слои специальной ткани истаивали, сжимались, становились невидимыми, постепенно, синхронно с ритмом музыки и танца обнажая крепкие голени, мускулистые ляжки, мясистые ягодицы…
Зрители, захлёбываясь от восторга, свистели и улюлюкали, кидая на сцену кред-кристаллы, которые моментально засасывали киберы-«собирашки». Верк смотрел на всё это спокойно и получал чисто эстетическое удовольствие. Он-то был знаком с Большой Йуди не первый год и знал, что она не только отличная стриптизёрша, но и заботливая мать троих детей, верная жена непутёвого мужа-пьяницы. Глядя на сцену родным глазом, Верк в то же время сканировал зал искусственным, приглядывая за порядком. И вдруг кое-что необычное привлекло его внимание. От служебного входа шёл Ануар под руку с какой-то незнакомой девкой. Девка не впечатляла: малорослая – макушкой максимум до подбородка Верку, волосы светлые одноцветные, подстрижены коротко, но изящно, лицо заурядно-симметричное, фигура никакая – ни сисек, ни задницы. Чёрное глухое платье без рукавов совершенно не для стриптиза. Необычной была лишь общая пластика движений – медлительно-уверенных, грациозно-плавных. И ещё глаза у неё были такого же редкого сиреневого оттенка, как у Ануара. И когда пара приблизилась к нему, Верк заметил странное выражение этих глаз: какое-то очень серьёзное и не по годам взрослое.
– Что за мымру ты притащил, Ануар? – с солдатской прямотой поинтересовался Верк. – Да её на пилоне даже не заметят!
Лощёный коротышка Ануар, взятый управляющим лишь несколько декад назад, аж раздулся от возмущения и открыл рот, чтобы что-то сказать, но девица его опередила, заговорив неожиданно низким голосом:
– Ануарчик, твой Кербер, вероятно, за всю свою жизнь никого, кроме девок, не видел, – и вдруг ласково погладила Верка по щеке и добавила. – Бедолага.
У неё были удивительно мягкие прохладные пальцы.
– Я вам не кибер, дамочка, – обиделся Верк. – А если вы про глаз, то да, он у меня искусственный. Но это не значит, что я киборг.
Девица рассмеялась, и Ануар тоже сдержанно улыбнулся.
– О, да. Вы не кибер, не киборг и даже не Кербер, – снисходительно сказала она. – Вы будете для меня – Киклоп.
Верк начал уже закипать и собирался сказать пару ласковых, но тут зал взорвался фейерверком восторга. Девица вздрогнула от неожиданности и обернулась: Большая Йуди продемонстрировала зрителям свою пышную грудь.
– Позвольте, я вас познакомлю, – сказал Ануар с натянутой улыбкой. – Это господин Верк, наш… э-э-э… руководитель службы безопасности. А это – леди Муна. Она любезно согласилась выступать в нашем скромном заведении, и я уверен, она украсит его и поднимет на новый уровень.
Про «новый уровень» Ануар стрекотал с того самого дня, как Злой Кайман привёл его и заявил, что теперь этот молокосос будет управляющим «Бетельгейзе» вместо не оправдавшего надежды предшественника. На памяти Верка это был уже шестой или седьмой управляющий за те двенадцать лет, что он служил гасилой в этом заведении, которое гармонично совмещало бар, стриптиз, казино и бордель. Каждый раз братва Злого Каймана ловила управляющих за руку на воровстве, и они бесследно исчезали. Верк подозревал, что все они отправились удобрять грунт в продуктовых теплицах.
«Бетельгейзе» всегда приносило неплохой доход, эффективно выдаивая деньги из горняков и металлургов, которые составляли подавляющее большинство населения Цоары. Но Ануар заявил, что заведение может быть гораздо прибыльнее, если придать ему шику и лоску. Парень не принадлежал к Семье и не был старым соратником Каймана, как, например, Верк или Темир. И вполне вероятно, что взяли его, во-первых, потому что не жалко будет пустить в расход, когда проворуется, а во-вторых, за красивые глаза, причём не в переносном, а в прямом смысле. Сиреневый оттенок радужки (странная локальная мутация) выделял местную аристократию – потомков первых поселенцев на планете Новая Адма, спутником которой была Цоара. Хотя население разрослось и за пару веков на планету понаехало немало мигрантов, до сих пор в элите встречалось очень много сиреневоглазых. Впрочем, были такие и среди простонародья, но всё равно это продолжало быть престижным. Вероятно, поэтому Ануар взял на работу сиреневоглазую подавальщицу Панью, а теперь вот и ещё одну такую же притащил.
– Вы, значит, танцевать у нас будете? – поинтересовался Верк у этой «леди», постаравшись придать голосу любезность, но без большого успеха.
– Танцевать? Я?
Тон у неё был такой, словно он предложил порядочной замужней женщине пойти поработать на втором этаже, где альмеи продавали мужчинам любые виды наслаждений. Она явно хотела что-то добавить, но публика у неё за спиной опять взорвалась бурей восторга: Большая Йуди завершила выступление и покинула сцену, из одежды на ней осталась лишь золотая цепочка на талии.
– Леди Муна, давайте я провожу вас в вашу персональную гримёрку, – засуетился вокруг новенькой Ануар.
Оба удалились, демонстративно игнорируя Верка. Да и тьма с ними! Гримёрку ей персональную выкроил. Все стриптизёрши в одной кучкуются, и ничего. Верк глотнул гуарановой газировки, которая позволяла продержаться бодряком до конца дежурства. Нужно сделать обход. Он ещё раз оглядел стрип-зал, оторвался от стойки и пошёл ко входу. Там было малолюдно и спокойно, кибершвейцар справлялся со своими обязанностями. Игровой зал – тоже всё путём: простаки быстро и с удовольствием расстаются с деньгами, заработанными тяжким трудом. Здесь, как всегда, всё под контролем у Темира. Подняться наверх? Не, не стоит. Если бы кто из клиентов начал безобразничать, альмеи моментально бы подняли шум.
Верк вернулся в стрип-зал и как раз вовремя. Сцена преобразилась: гравипилон отключился, подсветка сделалась таинственно-приглушённой. Потом на пару секунд зал погрузился в полную темноту, которую внезапно пронзил прямой столб холодного света. В его центре стояла та самая Муна. По залу полетели первые звуки музыки, басовито-тревожные. Они напомнили Верку шмелей, которых он однажды видел в оранжереях: «Лучше не трогать! Они очень больно кусаются».
Давление музыки постепенно нарастало, но Муна оставалась неподвижной. А потом она начала петь. Густой грудной голос с лёгкой хрипотцой вызвал странную щекотку в позвоночнике, словно огромная многоножка медленно поползла по позвоночному столбу от крестца к затылку. Смысл слов, которые она пела, был совершенно не важен. Важен был звук, тембр, цвет и вкус, которые рождало её пение. Верк застыл, словно в него выстрелили из импульсатора. Но, когда какой-то уже налакавшийся придурок крикнул: «Что ты воешь? Сиськи покажи!», Верк молниеносно оказался рядом, и резкий удар ребром ладони по затылку вырубил буяна. Один грозный взгляд на людей вокруг, и публика сразу поняла настрой гасилы и притихла, внимательно слушая. Звуки текли, почти видимые в полумраке зала. Верк впитывал их слухом, глазами, кожей, и хотел лишь одного – чтобы это никогда не кончалось. Но, увы, Муна допела последнюю ноту, и на несколько секунд стрип-зал погрузился в темноту и тишину. А потом обрушился лавиной аплодисментов. Верк стоял неподвижно и будто бы не понимал, где он, кто он и что должен делать. Затем очнулся и принялся хлопать вместе со всеми так громко, что на него стали оглядываться ближайшие посетители.
То ли голос Муны и вправду обладал таким магическим эффектом, то ли публику впечатлил неожиданный контраст с привычным изобилием голых тел на сцене, но выступление произвело сильное впечатление. А вот почему оно так поразило Верка, он и сам не мог себе объяснить. С самого начала что-то в этой Муне цепануло его, что-то царапнуло в самой глубине его нутра, укрытого надёжной бронёй профессионального цинизма. Гасила в стрип-баре, как правило, не реагирует ни на какие женские штучки, и Верк не был исключением. В своих гигиенических сношениях с женщинами, он всегда был практичен, стремителен и щедр. Он никогда не тратил много времени на поиск женского внимания: достаточно было подняться на второй этаж, и любая работница «Бетельгейзе» была рада гостеприимно распахнуть перед ним ноги. Поэтому женщины для Верка давно и прочно заняли своё место в ряду стандартных жизненных удовольствий, таких как еда, выпивка и хорошая драка. Но сегодня что-то пошло не так.