Возлюбленная виконта
Шрифт:
Белла следовала за ним, твердя себе, что вполне естественно восторгаться этими длинными ногами, ступавшими перед ней. Эллиотт отличался крепким телосложением, чего она не заметила у Рейфа. Правда, большую часть времени она глядела ему в глаза. У нее хватило скромности не смотреть ниже.
— Вы не боитесь высоты? — громко спросил Эллиотт, дойдя до верха и открывая какой-то люк. На лестницу хлынул поток света.
— Нет, нисколько. Мне всегда доставляло удовольствие поднимать церковный вымпел во время богослужения.
Эллиотт повернулся, протянул ей
— Как чудесно! — Перед ней простиралась долина Эвешема, скрывавшаяся среди туманных холмов, видно расположенных в Валлийских болотах.
Эллиотт встал между ней и краем парапета.
— Держитесь за меня.
«Разумный совет. Эллиотт сильный и твердо стоит на ногах», — подумала Белла, высвобождая одну руку, держась за него другой. Она не сомневалась, что из него получится хороший отец.
Глядя на земли, недавно принадлежавшие Рейфу, она поняла, что никогда не сможет сказать ребенку, кто его настоящий отец. Открыть истину — значит предать Эллиотта. К тому же Рейф не заслуживал, чтобы ребенок, которого он так безответственно породил, почитал его посмертно. Обязательно ли ребенку знать, кто его родители?
— Что-то не так? — Как чутко реагировал Эллиотт на перепады ее настроения, телодвижений!
— Мне немного грустно. Извините, меньше всего хочется признаться в этом на следующий день после бракосочетания.
— Ничего удивительного. Обретя мужа, вы ожидали, что станете чувствовать себя лучше? — Она удивленно взглянула на Эллиотта, тот уставился вдаль, коснувшись большим пальцем руки ее пульса. Должно быть, почувствовал, как тот участился от откровенного разговора.
— Жаль… Жаль, что я спала с Рейфом, но я не жалею, что у меня будет ребенок. Мне стыдно за то, что я натворила, что чувствовала. Мне следовало быть умнее. Не допускать, чтобы страсть и желание взяли верх над тем, чему меня учили. — Но разве потребность в любви можно считать постыдной? Все так запутанно. — Мне стыдно за то, что я поставила вас в такое положение. Не надо было тревожиться относительно будущего ребенка, но ведь множество тревог еще впереди, и я понимаю, что веду себя неподобающе. Эллиотт, я сделаю все, чтобы стать хорошей виконтессой. — И хорошей женой. Во что бы то ни стало.
— Значит, вы испытываете чувство долга. — Большой палец Эллиотта застыл.
— К вам? Конечно. И благодарность. И привязанность, — добавила она, с опаской думая о том, какое выражение увидит на его лице.
— Это уже кое-что. — Эллиотт повернулся спиной к парапету. Она стояла прямо перед ним, он защищал ее от ветра своим телом.
— Вчера… — вымолвила Белла, уставившись на незамысловатый узел его шейного платка.
— Да?
— Вы… я не удовлетворила вас. — Боже, как же трудно говорить об этом.
— Я ничего такого не говорил. — Однако он не улыбнулся. — Мне кажется, это вы остались неудовлетворенной.
— Моя вина, — призналась
— Сегодня будет то же самое, если вы не сможете убедить меня и себя, что хотите любить меня.
Белла резко подняла голову и уставилась на него:
— Убедить вас? Как? Я ведь подчиняюсь… разве вы не этого хотите?
— Нет, не этого.
У Беллы упало сердце. Даже здесь она промахнулась. Теперь он скажет, сколь нескладно она вела себя. Несомненно, скажет тактично, ведь это Эллиотт, а не Рейф.
— Если вы станете добиваться близости, поймете, как это сделать, — заметил он.
Глава 11
«Эллиотт улыбается, но не радуется», — подумала Белла, глядя в его голубые глаза без следов озорства. Неужели он злится? Или не злится на нее?
— Мне нравится, когда вы целуете меня, — призналась она, будто стараясь смягчить свои погрешности. «Как же мне намекнуть, чтобы он показал, что я должна делать? Настоящая женщина инстинктивно догадывается, как следует вести себя».
— Надеюсь, это так. — Теперь он улыбался, она тоже улыбнулась ему. Это был совсем другой Эллиотт. Таким она мельком видела его раньше, веселым, заигрывающим, не стесняющимся смеяться над собой. — Не хочу хвастаться, но по этой части я считаюсь опытным.
— Значит, вы часто практиковались? — Белла осмелела.
— Это не секрет, — признался Эллиотт. — Однако теперь я должен совершенствоваться с вашей помощью.
Такие слова обнадеживали. Неужели он хотел сказать, что не вернется к своей любовнице? Белла заметила, что он насмешливо и по-доброму следит за ее выразительно-задумчивым лицом.
— Я совсем неопытна, — призналась она смущенно. Казалось, поцелуй — это просто соприкосновение губ.
Рейф делал это очень грубо. Белла вспомнила, что он так очаровательно извинялся, когда она, дрожа, отпрянула от него, прижав пальцы к посиневшим губам. Рейф объяснил все безудержной страстью, которую она пробудила в нем. После этого она поверила, что сама во всем виновата.
Теперь ее долг — научиться целовать мужа так, чтобы ему было приятно. Скорее всего, это не долг, а удовольствие. Все смущало ее. К тому же она стояла между сомкнутыми ногами Эллиотта. Интересно, когда она оказалась столь близко? Стало трудно думать. Ее обуревали позор, желание и страх.
— Уверяю, вам не требуется особого умения, когда вы стоите вот так, касаясь языком верхней губы, — заговорил Эллиотт хриплым голосом.
«Мой язык?» Она закрыла рот, но слишком поздно. Эллиотт наклонился и поцеловал ее. Арабелла потеряла власть над собой, отдалась чувствам и перестала думать. Казалось, все происходило инстинктивно. Губы сами раскрылись, язык встретился с его языком, коснулся зубов, ласкал нежную внутреннюю плоть. «О, я ведь знаю, как это делается!» Ее руки устремились к его груди. Она чувствовала, как под ее ладонью бьется его сердце.