Возлюбленная

Джеймс Питер

– Господи Иисусе! – закричал он. – Какого черта ты здесь делаешь? – Он поднялся на ноги. – А ну-ка, пошла вон отсюда, ты! Убирайся прочь, сучка! Корова! Корова уродливая! Ты меня слышала?

Пошатываясь, он двинулся к ней, не делая ни малейшей попытки натянуть брюки, и врезал ей оплеуху, потом другую.

– Нет! Пожалуйста… пожалуйста, мы же должны…

Он пихнул ее, отбросив через дверной проем, в складское помещение. Она упала на спину, и ее голова с размаху ударилась о что-то твердое.

– Ну давай-давай, вали отсюда, коровища! Выметайся немедленно, поняла? Убирайся!

Оставь нас в покое!

Она пристально смотрела на него, ошеломленная.

– Поговорить, – выдавила она из себя, но звука не получалось. – Поговорить. Просто хочу поговорить. Только и всего. Мы же должны поговорить, посмотри же на меня, посмотри на мой живот, ведь уже восемь месяцев, ну пожалуйста, ты же должен помочь. Пожалуйста…

Женщина вышла из стойла в одной расстегнутой шелковой блузке.

– Если ты когда-нибудь явишься сюда снова, – сказала она, – я засажу тебя в тюрьму.

Она оперлась рукой, чтобы встать, но что-то под ней просело. Она почувствовала боль и услышала клацанье вращающихся лезвий газонокосилки, а потом упала спиной на эту машину.

Женщина захохотала.

Поднявшись, она плюнула женщине в лицо, а затем во внезапном неистовстве набросилась на нее и принялась тузить. Вызывая обжигающую боль, женщина вцепилась в нее ногтями. Ее поволокли куда-то за волосы. Она вывернулась и, ухватив жестяной ящик, швырнула его. Когда ящик врезался в стену позади Дика, его крышка отскочила, и из него с бульканьем полился бензин.

– Ах ты, корова сумасшедшая!

Он закричал, ударил ее ногой по лодыжке, по бедру. Сжавшись в клубок, она закрыла руками живот, отчаянно пытаясь защитить своего младенца. Его нога врезалась в ее бедро, в плечо. Она отползла в сторону и каким-то образом сумела снова подняться на ноги, ухватив из-за спины попавшуюся под руки пилу. В бешенстве она замахнулась на него, и громадные зубцы впились в его шею, выбив струю крови и опрокидывая его на землю. С размаху она влепила пилу в лицо женщине и глубоко порезала ее щеку. Женщина с криком отлетела к стене.

Увидев поднимающегося Дика, она схватила топор, ударила им его в грудь, потом между ног, и он скрючился, вереща и схватившись за пах. Кровь хлестала из него, как из лопнувшей трубы. Она снова размахнулась топором, но врезала острием по электрической розетке на кирпичной стене за спиной Дика. С неистовым треском полетели во все стороны искры, послышалось какое-то «пух!», словно зажглась газовая плита, – и дорожка огня промчалась по полу прямо к сену, взорвавшемуся огненным шаром.

Упав спиной в этот шар, Дик завизжал и задергал ногами. Женщина попыталась было отползти в сторону, но огонь поймал ее шелковую блузку, зажег, и в одно мгновение на этом месте возникла сплошная завеса пламени.

Снаружи ржали лошади. Она побежала к двери. Джемма и другая лошадь вставали на дыбы, дергали за привязи, пытались высвободиться. Уворачиваясь от копыт, она отвязала лошадей. Поводья хлестнули по ее рукам, когда они пустились галопом к берегу. Позади нее стоял оглушительный шум. Спотыкаясь, она доковыляла по берегу к дому, поднялась по ступенькам и вошла в парадную дверь.

Телефон.

Она побежала в гостиную,

озираясь, но не могла найти ни одного аппарата.

Телефон. Был же он здесь, был где-то. Тут она вспомнила и поднялась по лестнице в спальню. Он стоял на тумбочке около кровати. Она схватила трубку и несколько раз постучала по рычажкам. Пожалуйста. Пожалуйста. Быстрее же. Ответь. О господи, ответь же!

За окном слышались рев и треск огня. Она снова похлопала по рычажкам. Ну пожалуйста. Очень надо.

В зеркале туалетного стола она заметила собственное отражение. Ее лицо было испещрено полосами крови и черными пятнами.

– Оператор слушает, – сказал женский голос.

– Пожар! Элмвуд-Милл. Пожар! Пожалуйста, приезжайте поскорее.

– Соединяю вас с пожарной бригадой.

Перед глазами у нее все расплывалось. Непонятная фигура показалась в двери за ее спиной, принеся с собой запах дыма, прогоревшего дерева, прогоревшей соломы. И обуглившейся плоти. Она видела глаза, только глаза, как бы недогоревшие, смотревшие из почерневшей кожи.

Послышался звон. Взорвалось паутинообразными трещинками зеркало. Большой зазубренный осколок упал к ее ногам.

Она закричала.

– Оставайтесь с этим, Чарли, – сказал чей-то голос, неясный, слабый. – Попытайтесь остаться с этим.

Она повернулась. Держа в руках, с которых капала кровь, винтовку, женщина тщетно пыталась открыть затвор. Обрывки ее сожженных волос напоминали щетину. Черное лицо покрылось пузырями, блузка прилипала тлеющими пятнами к почерневшей плоти. Завывание, подобное звуку сирены, вырывалось из ее рта.

Опустив телефонную трубку, она отступила. Раскачиваясь и едва удерживаясь на ногах, женщина делала отчаянные усилия. В открывшемся затворе звякнула пуля и с глухим стуком упала на пол.

Она шарила по туалетному столику за спиной, ища, чем себя защитить, сшибая на пол щетку для волос, опрокидывая ту бутылочку с «духами». Заметив у ног осколок стекла, она подняла его и бросилась вперед, налетая на винтовку и валясь с ног вместе с женщиной.

Пальцы женщины вдавились ей в глаза, на секунду ослепив. Женщина была сильнее, чем она предполагала, и казалось, она получала новую силу, раздирая ее ногтями, плюясь, прижимая свое покрытое отвратительными пятнами, обгоревшее лицо к ее лицу, и она ощущала мерзкое зловоние, как если бы оно шло из легких женщины. А та уже взобралась на нее, придавливая к полу, выкручивая осколок из руки.

Отчаянно отбиваясь, она видела красные глаза, способные свести с ума, видела яркий блеск осколка в обуглившейся руке женщины. Вот он быстро проскользнул вниз, и она ощутила мучительную боль где-то глубоко у себя в паху.

– Ребенок! – закричала она. – Мой ребенок! Мой ребенок!

Снова вспышка. И этот яркий блеск.

– Не надо. Мой ребенок! Мой ребенок!

Обуглившаяся рука опустилась вниз. Боль была такой, как будто раскаленная докрасна кочерга расплавлялась, разливалась внутри ее живота, а теперь вот еще и извивалась там в разные стороны.