Возьми меня в долг
Шрифт:
— Ты везучая, однако, — с каких пор у него такой приятный голос? Который не отравляет слух. Как остальные. Наоборот. Ласкает.
Мама… Неужели я слышу его теперь по-другому только из-за вчерашней ночи?
Она ведь не первая! Секс — не первый!
— Почему? — шепчу сухими губами, не понимая, о чём он.
— Только вчера я дал тебе месяц… Но ты уже успела взять себе каникулы на неделю.
Скромная улыбка сама расплывается по моему красному и горячему лицу.
— Оставшиеся три недели будут для тебя адом, ты в курсе?
Я
— В курсе, — довольно шепчет ответ, зная его и без меня. — Пока отдыхай. Я позову Розалию, она будет помогать тебе и менять полотенца. Принесёт еды и чего-нибудь горячего.
Я едва не подскакиваю на кровати. Распахиваю широко глаза и всё же поднимаю на него свой растерянный взгляд.
— Может, не надо всё же? — я всё ещё беспокоюсь за свою репутацию. Что подумают обо мне другие, когда увидят здесь горничную, которая ДОЛЖНА болеть дома, а не здесь? — Я справлюсь и сама. У меня есть руки, ноги, и вообще…
Я не успеваю договорить.
— Логинова! — голос, который только недавно ласкал слух, сейчас заставляет сжаться. Слишком грозный и устрашающий. Ещё и такой громкий. — Ты — врач, да. Замечу. Студентка. Но это никак не играет роли. У тебя температура тридцать девять. Ты находишься в моём доме, и я буду решать, кто здесь будет работать. Поэтому лежи, молчи, смотри телевизор, ешь и отдыхай.
Для кого-то эти слова будут мечтой. Но не для меня.
Рихтер резко встаёт с кровати.
— Встретимся вечером, — кидает напоследок слова перед тем, как оставить меня одну. С пультом, таблетками и мучениями, царящими на душе.
Я приоткрываю рот и тяжело дышу. Не могу открыть глаза. Веки словно налились свинцом. Стали такими тяжеленными… И, кажется, я опять горю. Как и весь вечер, весь день.
Неосознанно поднимаю ладонь к полотенцу на лбу. Сухое. Как давно его не меняли?
Розалия, наверное, ушла. Она весь день заботилась обо мне, меняла компрессы и носила горячие напитки для горла. И когда наступила ночь, наверное, ушла домой.
А мне бы сейчас охладиться…
Потому что я опять горю так, словно меня кинули в огонь, языки пламени которого окутали и не хотят отпускать. Пот струится по телу, а перед глазами какой-то туман.
Я хочу встать, чтобы обмакнуть полотенце в прохладной воде и немного расслабиться… Но и этого не могу.
Ещё и голос сел. Пропал днём. И крикнуть не могу, позвать кого-либо. Да и вряд ли кто-то пройдёт мимо комнаты именно в этот момент. Я в гостевом крыле ведь.
Придётся вставать.
Убираю руку от головы и упираюсь с трудом на локти.
Но тут же падаю, когда ощущаю на груди лёгкое касание и слышу в бреду эти слова:
— Лежи, сам сделаю.
Вроде Алекс. Но я уже ни в чём не уверена. Может, я сплю? Мне уже снились сны с его участием. Приличные и не очень. В основном ужастики, где он убивает меня. Не знаю, отчего они в моей голове.
И этот сон немного
Здесь холодные ладони дотрагиваются лба и убирают тёплое полотенце.
А я чувствую эту прохладу на своей коже и невольно тянусь слабыми руками к его руке. Обхватываю пальцами и прислоняю ко лбу, постанывая от наслаждения:
— Блаженство…
Холод его пальцев и правда уносит меня на седьмое небо от счастья. Я мну их, кручу в своих ладонях и откровенно кайфую. Это круче любого секса. Хотя, нет. Секс с Рихтером намного лучше, но сейчас… Всё же мне нужна спасительная прохлада.
— Мне приятно, что ты рада, но хватит тебе пока.
Я разочарованно постанываю, когда ладонь покидает горячий лоб.
— Умеешь ты обламывать… — всё ещё шепчу без голоса. Может, услышал.
— Ну, это мы оба умеем.
Я усмехаюсь.
И тут же прикрываю в удовольствии рот, потому что холодное полотенце опускается на пылающее лицо.
— Я готова тебя расцеловать, — я знаю, что эти слова сейчас звучат не эротично. Поэтому и говорю их. Но зато искренне.
— Я не брезглив и не боюсь заболеть, — хмыкает. Мама… Даже тут найдёт момент, чтобы намекнуть на близость. Он не устал? Я вот очень. — Ты таблетки принимала?
— Угу…
— Температуру померим.
Суёт градусник в подмышку.
— У тебя когда-нибудь появлялись какие-нибудь ненужные и совсем бесполезные желания? — внезапно произношу, слегка улыбаясь. Это всё температура.
Будь я сейчас в ясном уме, зарылась бы с головой под одеяло.
Находиться в комнате с Рихтером после вчерашнего — слишком. Особенно, когда называла его господином и просила…
Да когда же это вылетит из головы!
— Например? — чувствую, что садится рядом.
— Попрыгать на облаках, — отвечаю. Мне недавно приснился такой сон. И это было так классно… Жаль, что в реальности ты всего лишь пролетишь сквозь них. — Или поплавать в маковом поле…
— Поплавать? — в его голосе ирония.
— Ага…
А что я ещё могу ответить? Меня печёт. В мыслях это всё красиво и осуществимо.
— Нет, у меня не было такого.
— Ну, понятно, — пожимаю плечами. — Ты вообще ненормальный.
В ответ мне летит тихий смешок. Не усмешка. А едва заметный смех, который я запоминаю. Непроизвольно. Прокручиваю его в голове вновь и вновь. Чёрт… Я перегрелась.
— На данный момент из нас двоих я как раз самый нормальный.
Он, кажется, не понимает шуток…
Вытаскивает градусник и на пару секунд затихает.
— Херово дело.
— Ага, я чувствую, — и глаза открыть не могу. Только шевелю губами и вся плыву.
— Дам тебе ещё таблетку. Если в течение нескольких часов лучше не станет, сделаю тебе укол. Если и он не поможет… Врача вызову.
Вот блин… И за него потом Рихтеру платить.
— Сам сделаешь? — как хорошо, что у меня такое состояние, что ни удивление, ни испуг не слышатся в моих словах.