Возможности. Пьеса в десяти сценах
Шрифт:
Старуха. Кто вам это сказал?
Молодой человек. Это всем известно.
Старуха. Всем?
Молодой человек. Еще из школьных учебников. Выпейте лучше бренди и…
Старуха. Нет.
Молодой человек. Хорошо, не пейте бренди. Я все равно не собирался тут оставаться.
Старуха. Как она могла? Как могла выбрать…
Молодой человек. Это — честная работа.
Старуха. Совсем это не работа и не честная.
Молодой человек. Это — работа. Услуги за вознаграждение. Работа.
Старуха. Но тело… Как мне хочется объяснить
Молодой человек. У всех трудящихся имеется тело.
Старуха. Да, но сам акт любви… (Смотрит на него.) Думаю, что во многом я пошла на баррикады из-за любви. И швыряла гранаты по велению страсти. Однажды я перерезала горло полицейскому. Тоже от страсти. А он испытал еще более сильную страсть, чем я.
Молодой человек. И она испытывает страсть, когда мы совершаем это. Если я почитаю ее задницу как икону — подобно её клиентам, — то при чем тут разум партии?
Старуха. У вас нет души.
Молодой человек. Есть у меня душа.
Старуха. В таком случае, вы убиваете любовь.
Молодой человек. Мы убиваем любовь? А вы — с вашими убийствами? Во имя чего вы завели бухгалтерию убийств, уничтожали по спискам, запрещали, отказывали и отменяли, вырезали стариков, душили все, что было вам непонятно, выхолащивали любой намек на чудо, рубили под корень все, что не вмещалось в ваши головы и находилось за пределами необходимого, удушали народные верования, стирали с лица земли все идеальное и воображаемое, все, что звучало хотя бы малейшим диссонансом с вашими представлениями? И вы заявляете, что совершали это во имя страсти? Беретесь рассуждать о душе и о любви? О самом мистическом и загадочном? Да оттащить эту старую суку в подвал и прикончить выстрелом в голову! Нас разделяет пропасть. Прости меня. Ты оскорбила мою женщину. Во всяком случае, мне так показалось. (Пауза.) Прости меня. Молодые ведь безыдейны и безнравственны.
Пауза. Молодой человек выходит. Старуха сидит неподвижно. Встает, подбирает разбросанную одежду Молодой женщины. Встряхивает ее и развешивает на плечики.
Только немногие смогут выдержать груз познаний
Действующие лица
Продавец книг
Мужчина
Женщина
На сцене появляется пожилой человек с ручной тележкой. Тележка заполнена книгами. Это — Продавец книг.
Продавец. Ветер на набережной. Обычный злой ветер. (Пауза.) Обычный птичий помет на книгах. Обычные злые птицы. (Пауза. Вытирает книги.) Раньше меня возмущали птицы. Возмущал ветер. Но тогда я был молод. А теперь я говорю им: пожалуйста, испражняйтесь. Пожалуйста — дуй. Обычные выхлопные газы автомобилей. Все возрастающий поток автомобилей. Наши артерии забиты тревогой. Наши легкие повреждены выхлопными газами. Чистый заговор! И никто не знает об этом, кроме меня. Все вышло из-под контроля — настолько мы неподконтрольны! (Перебирает книги.) Вчера я продал книгу. Вернее сказать, я взял деньги и отдал книгу. Это именно то, что обычно означает продать. К сожалению или, напротив, к счастью, — поскольку едва ли не каждый поступок может оказаться промахом по зрелом размышлении, — не успел покупатель уйти, как по какой-то неведомой мне причине он вдруг вернулся, отдал книгу и попросил назад деньги. «Вы нарочно хотите помучить меня», — сказал я ему. Но, обдумывая свои слова уже ночью, я
Входит Мужчина. Пристально смотрит на Продавца. Тот чувствует этот взгляд.
Вот и полиция. (Продолжает вытирать книгу.) Я веду себя как подобает бродяге и таким образом не привлекаю внимания полиции и преступников. А тележка моя не выглядит как хранилище истины, способной перевернуть мир, — в ней бродяга всего-навсего хранит свой хлам.
Мужчина (с опаской). Ничего, если я…
Продавец. Пролистаете ее? Конечно, пролистайте.
Мужчина роется в книгах.
Меня окружают. И даже не стараются скрывать свои намерения. Если принюхаться, то можно почувствовать запах горелой бумаги и сжигаемой плоти. Но хотя меня ожидает уничтожение — вот косится на меня кривоглазое, — я не сдаюсь.
Мужчина (держа в руках книгу). Я повсюду искал ее.
Продавец. Что?
Мужчина. Повсюду.
Продавец. Смотрите — она самая и есть.
Мужчина. Действительно, самая что ни на есть та самая.
Продавец. О да! Та самая.
Мужчина. Сколько она стоит? На ней нет цены.
Продавец. Нет есть.
Мужчина (переворачивая книгу). Где? Вот это ее цена? Вы это серьезно?
Продавец. Совершенно серьезно: это ее цена. А что?
Мужчина (в изумлении). Но это ведь…
Продавец. Вы серьезно хотите, чтобы каждый ее прочел?
Мужчина. Но…
Продавец. Ее цена — это, прежде всего, выражение ее власти.
Мужчина. Возможно и так, но…
Продавец. В любом случае я не собираюсь ее отдавать.
Мужчина. Вы хотите сказать, что она не продается?
Продавец. Да.
Мужчина. Но она лежит на прилавке. И на ней есть цена.
Продавец. Вы полагаете, это значит, что я хочу ее продать? Нет, это ничего не значит. Ведь если я когда-нибудь пожалею о том, что продал ее, мне придется разыскивать вас. А куда вы к тому времени скроетесь, одному Богу известно. И потом, откуда мне знать, что вы способны понять ее смысл? Может, он за пределами вашего понимания. И тогда книга пропадет ни за что, все окажется напрасным: и старания автора, и того, кто ее печатал, и того, кто издавал. Все пойдет прахом. Преступно пропадет ни за что. Нет, я должен быть заранее уверен.