Возмужание
Шрифт:
Шли многочисленные обозы, везущие шатры, припасы, котлы, оружие. Скрипя огромными колёсами, переваливались на ухабах осадные и стенобитные орудия. А замыкали шествие маркитанты на своих пёстрых телегах.
Жуткое ощущение неимоверной силы, помноженной на опыт и боевую выучку, исходило от этого шествия. Всё войско представлялось единым совершенным боевым орудием, и мнилось, что нет на земле силы, могущей противостоять неотвратимой поступи железных рядов, над которыми, мерно покачиваясь на шестах, плыли хищные серебряные орлы.
– Это ромы, – пояснил старик на немой вопрос Святослава, – самые грозные и сильные войска тех времён. Они захватили полмира, дошли до Индии и не испугались даже их боевых слонов. Но Русь одолеть не смогли, – добавил Велесдар.
– Почему? – с изумлением спросил отрок.
– Потому, сынок, что русы ценили свою волю и землю превыше жизни. Страшная то была война, Святославушка, и длилась она не год и не десять лет, а многие сотни, то затухая, то возгораясь вновь. Одна из этих войн, что велась на Карпатах, длилась непрерывно аж сто лет. Люди рождались, старели и умирали, а злая война всё шла. И плакали от неё и русы, и ромы. Ромы не хотели отступать, потому что видели здесь богатые земли, стада и пашни, но больше всего нуждались они в том, без чего не мог существовать Рим…
– В золоте? – предположил Святослав.
– Нет, в людях, которых ромы мечтали видеть своими рабами. Выросшие на воле в Купальской чистоте и Перуновой прави, наши мужи всегда отличались силой, храбростью, честностью, умением довольствоваться малым. Жёны пленяли умом, красотой и верностью, рукомысленники – искусной работой. Потому шли ромы на наши земли и гибли здесь, а русы принимали смерть, сражаясь за волю свою, потому что в рабстве жить не могли. Тысячу лет стоял Рим, и тысячу лет воевали с ним наши Пращуры, пока не уразумели враги, что не одолеть им Руси. Жестокой была последняя битва на Дунае Синем у Траяновых валов, и римские орлы были повержены, а их легионеры взяты отрабатывать дань на поля наши. И так они трудились на нас десять лет, а потом были отпущены, потому что русы прежде никогда не брали себе рабов… Но мы с тобой нынче задержались, солнце уже высоко, давно пора за дела приниматься.
Однако после обеда Святослав упросил отца Велесдара ещё хоть немного поглядеть в криницу.
Прежде чем открыть зерцало времён, кудесник некоторое время раздумывал.
– Покажу тебе готов, – решил он. – Потому как после нашествия Германареха пала Русколань, разделившись на Киевскую Русь и Антию…
Снова многие тысячи конских копыт кромсали землю, и прах серой тучей взмывал в небо, закрывая встающее солнце. Неудержимой лавиной текли воинственные готы с устрашающими рогами на головах. Издали казалось, что это несётся стадо разъярённых быков, которое вмиг сметёт любую преграду.
Русская дружина, обнажив мечи, стояла на другой стороне поля, молча и нерушимо, как молодая дубрава.
Стройный юноша сотник, нетерпеливо перебиравший поводья, готов был каждую минуту пустить коня вскачь, но, видя, что опытные военачальники не торопятся, снова опускал узду.
– Что, Борислав, страшны готские быки, а? – обернулся к нему широкоплечий коренастый воин с седым оселедцем на бритой голове, по всему – главный воевода.
– Что я, быков не видал? – стараясь выглядеть равнодушным, отвечал юноша. – Наши буй-туры пострашней будут, иной раз вчетвером одного быка на торжище вести приходится, а эти вон какие мелкие, мигом рога скрутим!
– Эва, куда хватил! – отозвался пожилой воин справа. – Наших буй-туров с готами сравнивать! Мы своих быков в чистоте содержим, а эти опрятности не ведают, Купале не молятся. А ещё когда воловьи кожи выделывают, то в коровьей моче их потом выдубляют, от одного духа чувств лишиться можно!
Воины дружно загоготали.
В этот миг стремительно несшаяся вперёд лавина готских всадников неожиданно споткнулась. Передние кони дико заржали, угодив в ямы-ловушки, усеянные на дне остро затёсанными кольями. А прямо из густой травы вдруг выросли увитые зелёными верёвками пырея русские воины с короткими копьями и ножами-акинаками. Ловко уворачиваясь от конских копыт, они точными ударами разили выпавших из сёдел готов и сами падали под ударами их мечей и топоров. Неудержимый вал смешался, потеряв стремительность напора.
Бориславу показалось, что грозный львиный рык прозвучал прямо над ухом. Стоявший впереди воевода вложил вынутый было меч обратно в ножны. Не сводя очей с приближающихся врагов, он схватил могучими руками ворот своей толстой кожаной рубахи и рванул её так, что она лопнула до пояса, а несколько стальных пластин отлетели далеко в сторону. Глаза его пылали таким яростным огнём, что Бориславу на миг стало жутко.
– Нас воловьими да коровьими рогами пугать?! – взревел он. – Так вот же вам! – Он швырнул наземь обе рубахи – кожаную и белую, что надевалась под испод, схватил у оруженосца ещё один тяжёлый меч и потряс двумя клинками над головой. – Готов много, а нас мало, но пропустить их дальше нельзя, будем биться с ярью в сердце, братья! – крикнул воевода.
Призыв прокатился по рядам русов. Наполняясь ярью праведной силы, воины рвали на себе рубахи, сбрасывали кольчуги и так, с обнажённой грудью неистово мчались в свою последнюю сечу, чтобы прямо с поля брани отправиться в Ирий, к Перуну.
Зазвенела булатная сталь, захрипели взмыленные кони, закипела жестокая сеча. Впереди русов всё так же неутомимо рубился двумя мечами воин с горящими, как у тигра, очами.
– Кто это? – выдохнул Святослав.
– Это князь Бус и его верные воины, прозванные за силу и бесстрашие буй-тур-русами…
Видение жуткой сечи, где среди рогатого воинства Перуновыми молниями носились буй-тур-русы, стало размываться и исчезать то ли за пеленой поднятой тысячами копыт пыли, то ли за туманом времени.
Наступила тишина, в которой был слышен только стрекот степных кузнечиков да грай воронья. А вдоль дороги стояли высокие деревянные кресты с распятыми на них телами.
Святослав отпрянул в испуге.
– Гляди, княжич, гляди и запоминай на всю жизнь. Это тяжко видеть, но ты должен знать, как страдала земля русская и чем она доселе жива. Это князь Бус и семьдесят его воевод, которых уже мёртвыми распяли готы, озлобленные тем, что ни один буйтур не попросил пощады, а бился смертным боем, и прежде чем пал сам, положил с десяток лучших готских воинов…
Видя, что юному княжичу тяжело видеть столько смертей и кровавых битв, волхв коснулся водяного зерцала, и всё исчезло, остались только чистая гладь да струйки кипящего песка на дне.
Положив руку на плечо Святослава, старец успокаивающе сжал его.
– Пойдём домой, – сказал он. – Правда, княжич, порой страшна и жестока, – говорил он, уже сидя на колоде перед избушкой, – и платят за неё кровью и людскими жизнями. Бусичи положили свой живот за Правь и ушли в жизнь вечную. А благодаря их стойкости пала лучшая часть готского войска. Русь тем временем успела собрать новые силы и разбить врагов.