Вознесение черной орхидеи
Шрифт:
Но сейчас этот еще не раскрывшийся цветок был в руках того, кто никогда его не отдаст и не отпустит. Я не могла пока этого знать, но присущая каждой женщине интуиция вопила об этом во весь голос – а мне только предстояло научиться слышать зашифрованное послание собственного шестого чувства…
Этот день выдался солнечным и теплым - казалось, совсем несвойственным для двадцатых чисел октября. В парке уже активно желтела листва, первые заморозки пощекотали нервы обещанием скорых холодов, едва уловимым дыханием приближающейся зимы, которая вот-вот принесет с собой кровавые политические события, но о них мало кто пока догадывался. Не догадывалась о них и я, когда утром пыталась догнать в сознании обрывки сна с какой-то малозначительной гонкой по составу движущегося поезда. Меньше боевики надо было на ночь смотреть. Отметив в блокноте «поезд - перемены, скорость – жизнь не стоит на месте, бег – активность», я нырнула
Я готова говорить о чем угодно до мельчайшей детализации, до надуманной решительности, но к тому, что произойдет вечером, невозможно подготовиться…
Предчувствия катастрофы утром не было. Я бы даже сказала, замечательный день, всего две пары, выпила чаю с Мирандой Пристли, когда зашла посоветоваться по поводу предстоящего через год диплома, составила Эле компанию и тоже соблазнилась парафинотерапией ручек. Это шикарное ощущение, когда мир сам вращается вокруг тебя, а не ты едва поспеваешь за его безумным ритмом, теряя терпение и нервные клетки. Я все еще плавилась в лучах этого позитива, запрыгивая в условленное время в «лексус» Алекса, успокаивая биение застучавшего сердечка с послевкусием щемящего, приятного испуга на губах от поцелуя. С каждой встречей он становился более глубоким и подчиняющим, медленно расширяя свои полномочия на готовой к захвату территории. Ему не нужно было жечь восставшие города и истреблять их обитателей, путь его дипломатии изначально был выстлан ковровым полотном принимающей стороны. Слияние-поглощение шло своим чередом, а я не желала ему сопротивляться ни в коей мере. Меня вообще занимали совсем иные вопросы.
Ничего не поделаешь. Самокритичность и комплекс неполноценности присущи в той или иной мере даже королевам. Не избежала этого и я. Раньше страх и чувство нереальности новой зарождающейся робкой симпатии занимали все мои мысли, но, когда я убедилась в том, что это не иллюзии, страх зеркала обрел новое направление. Я так уверенно и беспринципно посылала в ад мелькающую за спиной тень доставшего меня фантома, что она таяла, побившись для проформы головой о колючую проволоку моего нового защитного поля. Я вглядывалась в свое отражение, пытаясь понять, что такой мужчина мог рассмотреть в, по сути, совсем еще ребенке, не вполне сформировавшейся девочке. Миловидное личико? О, я подозревала, что он мог бы легко добиться взаимности от каждой из «мисс Вселенная», которым я значительно уступала внешне. Точеная фигура? Да, не один десяток подростков и тех, кому за, втихаря свихнулся на этих самых изгибах, только Алекс ни разу не раздевал меня глазами и даже не смотрел на мою грудь, какое бы откровенное декольте ни было у каждого нового платья. Я была гораздо эрудированнее и сообразительнее своих подруг, впитывала новые знания, как губка, могла поддержать любой разговор на должном уровне – но достаточно ли этого было для того, чтобы удерживать рядом такого мужчину? Мои вопросы оставались без ответа, сомнения грызли куда чаще, чем атаки бестелесной Димкиной тени, и вместе с тем аура некой избранности, уникальности и непохожести на других набирала обороты, пока еще робко, но с каждым нерешительным шагом все сильнее и крепче. Само наличие подобного мужчины в арсенале каждой девчонки обещало в скором времени поднять самооценку до небес.
Перед этим сеансом у Ирины я была в приподнятом настроении, восхищалась осенними красками, солнечными бликами в витринах магазинов, приближением скорого листопада. Алексу, казалось, передалось мое настроение, он улыбался той самой улыбкой, которую я видела так редко и только мимолетно – искренней, настоящей, той самой, что собственноручно снимала с него маску хладнокровного эстета-повелителя.
– О чем вы там говорите? – качая головой и не сводя глаз с убегающего под колесами ровного блестящего асфальта, шутливо интересовался он. – Готовите план по захвату земного шара?
– Мой психолог запретила мне обсуждать это с кем бы то ни было!
– Я умею убеждать. Может, расскажешь сама?
Я расскажу ему это очень скоро. Только дар убеждения тут будет ни при чем. Это будет подзабытая истерика с обвинениями в адрес первоклассного
– Сегодня я попробую погрузить тебя в гипнотический транс. – Сердце срывается с места, стучит в грудную клетку с пока не высказанной просьбой выпустить на волю, и я смотрю на Милошину умоляющим взглядом напуганного ребенка.
– Может, не стоит? Ну пожалуйста…
– Чего ты боишься?
Мне сложно подобрать ответ на этот вопрос. Я боюсь того, что посторонний человек сейчас раскроет мое сознание, увидев то, что я прячу даже от самой себя и не желаю признавать. Я понимаю, там доверчиво уместились на импровизированной книжной полочке все мои опасения, которые мешают двигаться дальше и отпускать прошлое, я знаю, что Ирина сможет их искоренить в одно касание… Может, я просто сильно люблю эти страхи и не готова с ними расстаться?
– Юля, мы все запишем. Ты сможешь потом это просмотреть, и мы разберем каждое слово. Не переживай, я не буду делать тебе внушение из серии «убить президента»! Я все это делаю для того, чтобы тебе помочь, хотя иногда в подобных методах и мало приятного…
Ей приходится подвести меня за руку к кушетке, расправить подушки. В мире современных технологий нет места спиральным колебаниям кулона на цепочке – нажатие кнопки пульта, тяжелые темные шторы на окна, и на белой стене под вспышкой проектора оживает калейдоскоп меняющихся абстрактных линий и капель. Я не успеваю даже удивиться, ожившая картина притягивает взгляд, затягивая в себя, еще миг, и она трансформируется в технологию стереофильма, выключая сознание, резанув по пяткам и солнечному сплетению сладкой аналогией погружения в сабспейс… Капли искусственной реальности похожи на стайки маленьких рыбок, но они в этот раз движутся не за ладонью по ту сторону стекла аквариума, они танцуют в такт тихому и спокойному женскому голосу, вздрагивая, когда меняется его тональность, и умиротворенно затихая, когда его оттенок стремится к абсолютному покою. Я думала, это будет больно, я почувствую вскрытие защитного купола без всякой анестезии… Но я не ощущаю никаких прикосновений.
Нежный голос ведет за собой, и легкость этого полета мало похожа на то, что я испытала с Димой… А, что именно? Ира, как бы тебе там понравилось! Только я сама не понимаю, что же это было. Наверное, включение резервных генераторов психики, которая каждый день наедине с ним была под угрозой срыва. Почему? Проще так думать… Ты права… Даже в этом. Наверное, мне все это больше приносило удовольствия, чем боли. Почему я этому сопротивлялась?.. Я не знаю. Я не хотела! И, наверное, с самого начала… У меня ведь забрали право выбора и принятия решений…
Поднятие архивов памяти с полок даже не провоцирует аллергию на пыль, там царит стерильность… Слишком часто я к ним прикасалась, любовно поглаживая и не желая отпускать. Без протеста передаю эти глянцевые книги в дизайнерской обложке черно-красного цвета, цвета моей боли и затерянности в навязанной игре, в руки той, которая, кажется, знает, что с этим делать. Повинуюсь ее мелодичному голосу и расслабляюсь, не пытаясь взвешивать свои ответы и концентрироваться на необычных ощущениях. Доверчиво сдаю свое оружие еще не в полной уверенности, просто с робкой надеждой, что меня не уничтожат им же. Спящую.
Когда я открываю глаза, солнечный свет заливает комфортный кабинет психоаналитика, зайчики пляшут по светлым стенам в такт колыханию жалюзи. Ирина не теряет времени зря, похоже. Ее пальцы быстро бегают по клавиатуре планшета, перенося информацию с монитора стационарного компьютера.
– Все хорошо? – нейтрально спрашивает она, не глядя на меня, печатает последнее предложение и только после этого поднимает глаза, сцепив перекрещенные пальцы в замок. Я беспечно улыбаюсь в ответ, но улыбка медленно гаснет. Ее взгляд, выпущенный хищным прищуром разряд ледяных крупинок бьет наотмашь.
– Теперь поговорим. – Вздрагиваю от сменившейся интонации, поспешно принимаю сидячее положение, обхватив руками подушку на своем животе. Атмосфера дружеского взаимопонимания уничтожена этим сухим тоном, тускнеют солнечные зайчики на стенах и потолке, а я вновь ощущаю острый спазм того, что называют «психологическим ознобом». Идеальная бровь Ирины слегка поднимается вверх, а на губах разгорается циничная улыбка, призванная убить меня своей зеркальной идентичностью со злорадной улыбкой совсем другого человека.