Вознесение к термагантам
Шрифт:
"Убегать вы больше не можете", - сказала она. Ну и ну ее к черту. Я бросился вниз по лестнице и рванул к входной двери. Она не открылась, несмотря на все мои рывки и толчки. Я побежал в гостиную. Отдернул тяжелую штору и попытался открыть окно. Не поддавалось. Я выглянул в бурную ночь, и мне даже там показалось лучше, чем здесь. В припадке ярости я запустил в окно стулом. И открыл в изумлении рот, когда он отскочил от стекла. Я заколотил по стеклу кулаками - без толку. Далет была права - я не мог убежать.
"Это ваш последний
– Эй!– завопил я никому и всем. Как вообще играть в игру, где не знаешь ни правил, ни цели?– Черт побери, это нечестно!
– Конечно, нечестно, - согласилась Далет, входя в комнату. Казалось, она восстановила приличную порцию своих сил.– А что честно?
– Но вы же знаете, что все это значит!– крикнул я.
– Я знаю все.
– Так Господа Бога ради, почему вы мне не говорите? Она подошла ко мне, и я отвернулся, чтобы не видеть ужасно изуродованную половину лица.
– Вы не смотрите на меня, Вильям?– сказала она тихо.– Разве я не красива?
Она действительно была красива - по крайней мере в основном. Но то, что сделал с ней зверь, изменило ее навеки.
– Не заставляйте меня отвечать.
– Но это важный вопрос. Жизненно важный, можно сказать.– Почему это каждый термагант повторяет то, что говорил другой? И как это вообще возможно? Она поворачивалась, чтобы показать мне левую сторону лица, и я поворачивался вместе с ней.– Вы не считаете, что он заслуживает ответа?
– Молю вас, перестаньте!
– Вы должны ответить, Вильям. В сердце своем вы знаете, что должны. Она была права.
– Вы были красивой, раньше, - выпалил я.– Но больше нет.
Она кружила вокруг меня, как гиена, учуявшая падаль, - Теперь я вам не интересна.
– Я этого не говорил.
Она долавливала меня, как термагант, знающий, что работа его почти уже сделана.
– Теперь вы не станете меня защищать.
– Не надо говорить от моего имени!– завопил я. Она широко развела руки.
– Время выходить на решительную битву, Вильям.
– Как мне драться, если я даже не знаю, за что дерусь?
– О нет, знаете.– Она наклонилась ко мне и прошептала:
– За душу, Вильям. За свою душу.
– Значит, я был прав. Я - мертв!
– Нет. Смерть легка. Это - нет.– Теперь она была справа от меня, и я даже не старался отвернуться. Я видел обе ее стороны - красивую и страшно изуродованную. И что-то стало складываться у меня в голове. Что-то страшно и глубоко знакомое.– Ты знаешь этого зверя, Вильям. Ты его очень, очень хорошо знаешь. И я уже сказала: здесь твой последний рубеж.
– Но ты сказала, что его нельзя победить!
– Нет.– Она посмотрела на меня пронизывающим взором.– Я сказала, что
– Постой, что ты говоришь?– И тут что-то знакомое - эмоции или, может, определенная динамика - включило воспоминание, которое я давно подавил. Я обманулся: много лет назад я сказал одному человеку о бездонной яме внутри меня, потому что тогда во мне клубилась подростковая взрывная гормональная ярость, и держать это в себе было невыносимо.
– Ты.., они...– И тут я понял, понял все. Она увидела это по моему лицу и улыбнулась. Красивой улыбкой, великолепной улыбкой, улыбкой на века.– Ты, и Вав, и Гимел - это все одно, да?
Она кивнула:
– Просто разные ипостаси.
Я только стоял, таращась, не в силах двинуться.
– Тогда пойдем, - шепнула она.– Время изгонять зверя.
– Я не хочу расставаться с тобой, - сказал я.
– Если действительно не хочешь, - ответила она, - то и не расстанешься.
– Но я должен знать.., ты тоже этого хочешь?
– Это то, чего я хотела всегда.– Она снова улыбнулась той же блаженной улыбкой.– Но ведь ты это уже знал, правда?
– Да.– Я едва мог говорить, так у меня перехватило горло.– Кажется, я всегда это знал.– Я протянул руку.– Пойдем. Я буду тебя защищать, и никогда тебя не оставлю. Больше никогда.
Она поглядела на меня печально, но взяла мою руку, и я крепко ее стиснул. Мы вместе вышли в гостиную. В кабинете я щелкнул выключателем, но люстра не зажглась.
– Некоторые недостатки этого дома, - сказала она.– Электричество здесь ненадежно.
Я нашел подходящий кусок жерди в куче рядом с камином, обернул его конец газетами и сунул в камин. Когда он разгорелся, мы поднялись наверх. Я держал факел впереди, освещая дорогу.
Мы прошли по коридору. Я снова открывал двери во все темные комнаты. На этот раз факел освещал темноту, и, кажется, я не был удивлен, увидев на стенах картины Вав. В конце концов я добрался до выставки живописи. И в удивлении переходил из комнаты в комнату.
Каждая картина была ясна, как лед, и они пронзали мне сердце с мучительной остротой.
– Это сцены моего детства, - сказал я, рассматривая картины.– Вот леса, где мы с папой охотились, вот поле, где мы с Германом играли в салки и догонялки; вот дорога, ведущая к нашему дому, а здесь...– Я повернулся к моей спутнице:
– Здесь я тебя ударил.– Я дотронулся до ее щеки ладонью.– Лили, ты сможешь простить меня когда-нибудь?
– Я здесь, - ответила моя сестра.– Я привела сюда тебя силой своего разума. Понимаешь, другой силы у меня нет. Вся энергия, которая могла бы пойти на разговор и ходьбу, на теннис и секс и.., и на все, что остальные воспринимают как должное, вся она ушла в разум. Больше ей некуда было деться.