Возникший волею Петра. История Санкт-Петербурга с древних времен до середины XVIII века
Шрифт:
Поручик велел кучеру остановиться у модного портного, где заказывала себе платье вся военная знать, и вошел туда. Добрый час он бился с хозяином, убеждая поверить в кредит и уверяя, что через две недели получит «со своих земель» чуть ли не сотни тысяч, и, наконец, уладив кое-как дело, весь красный и злой, вышел из магазина. Предстояло еще труднейшее: достать денег.
Около гвардейских офицеров всегда трется орава разных ростовщиков, готовых за огромные проценты ссудить несколько сотен рублей, но
Он знал это, понимал, какое унижение должен будет вынести, уговаривая иудеев ссудить ему двести-триста рублей, и все-таки ехал, гонимый фатальной необходимостью «поддержать честь гвардейского мундира».
У одного из подъездов на Большой Морской Шубин остановился и отправился к одному «благодетелю», занимавшемуся ростовщичеством негласно и не от своего имени. Тут поручику пришлось пустить в ход все свое красноречие и всю дипломатию, и через два часа лжи и унижения он добыл драгоценные двести рублей, дав заемное письмо на четыреста.
С облегченным сердцем сел поручик на дрожки, чтобы сейчас же истребить добытые деньги. Подписная сумма была внесена, и через некоторое время поручика можно было видеть в модном ресторане весело кутившим среди офицерской молодежи.
— Черт возьми, господа, а не устроить ли нам завтра вечером катанье и жженку? — сказал кто-то из офицеров.
— Отлично, господа! Прихватим дам! — подхватили другие.
Кошки скребли на душе у поручика. Мысль о будущем он старался гнать как можно дальше.
На другой вечер окна ресторана, где шел кутеж офицеров, гремели от восхищений и тостов, а на скрещенных шпагах пылали головы сахара, облитые ромом. Роскошная белокурая француженка, любовница одного из участников, вся раскрасневшаяся от выпитого вина, разливала пылающую жженку из большой серебряной чаши по стаканам...
Неприглядное «будущее» далеко-далеко исчезло из глаз Шубина под обаянием ароматного и возбуждающего настоящего...
В приятном полузабытьи он ехал домой. Уже совсем рассвело. Войдя в комнаты, он бросился на постель, но ему под руку попалось письмо отца, полученное вчера, и поручик с яростью разорвал его на мелкие клочки...
Прошло время. Друзья стали замечать: поручик Шубин стал часто задумываться и даже в приятельской компании иногда отвечал невпопад, вызывая взрывы смеха и шутки.
— Влюбился ты, что ли? — спрашивали товарищи.
— Нет, господа, он выдумывает новую машину!
— Вернее всего, что влюбился, господа! Я за ним кое-что замечаю: с недавнего времени он что-то томно посматривает на одни окна.
Шубин при этом приободрялся и старался
— Скажи, пожалуйста, в самом деле, — обратился раз к нему его товарищ по полку — полковой адъютант Полторацкий, — с чего ты так рассеян и задумчив? В самом деле влюбился?
— Ах, Костя, — отвечал Шубин, — у меня есть важная причина задуматься... И ты бы на моем месте задумался!
— Черт возьми! Вот никогда бы не задумался, а обрубил бы сразу: влюблен — женись, не отдают — силой увези!
— Совсем особого рода обстоятельства! Самые необыкновенные... я уверен, что тебе и в голову не придет догадаться.
— Да что такое? Ты меня интригуешь! Расскажи, пожалуйста!
Шубин замялся, но Полторацкий начал приставать к нему, прося посвятить его в тайны своих дум о необыкновенных обстоятельствах.
— Тут, брат Костя, такая история, что волосы дыбом встанут, как услышишь! — говорил Шубин с расстановкой. Полторацкий рассмеялся:
— Ну, братец, я чувствую уже, как моя фуражка на голове шевелится! За большого же труса ты меня считаешь!
Они подошли к квартире Шубина.
— Зайдем ко мне, я тебе все расскажу. Только дай слово сохранить все в тайне!
— Даю слово, — ответил Полторацкий, не зная, в шутку или серьезно говорит товарищ.
Когда офицеры остались одни в комнате перед топящимся камином и бутылкой вина, Шубин придвинулся к Полторацкому и вполголоса произнес:
— Слушай, Костя, что меня мучает... Я знаю о заговоре против императора!.. Дело идет о его жизни!
Полторацкий вскочил, как ужаленный, весь побледнев:
— Шубин, — произнес он строго, — ты или с ума сошел, или простираешь свои глупые шутки слишком далеко.
— Клянусь тебе, это правда!
— А если правда, — вскричал Полторацкий, сжимая кулаки и подступая к Шубину, — то почему ты медлишь и не даешь знать, кому следует или сам не препятствуешь злодейству? Ведь пока ты размышляешь да раздумываешь, злоумышленники могут привести свой замысел в исполнение!
— Успокойся, Полторацкий, успокойся. Жизни императора пока не грозит опасность, — взял за руку товарища Шубин. — Сядь и выслушай спокойно, мы вместе обдумаем средства помешать тому...
— Какое тут к черту спокойствие! — волновался молодой адъютант. — Нужно сейчас же ехать к военному губернатору!
— Выслушай, Полторацкий, прошу тебя. Своей горячностью ты только испортишь дело. Сядь и слушай!
Полторацкий сел, тяжело дыша, и вперил глаза в Шубина:
— Ну, ну, говори!
— Заговор еще далек от исполнения... Я узнал о нем совершенно случайно... Как? — это другой вопрос, рассказывать долго. Но достаточно того, что я узнал о заговоре и знаю лицо, руководящее им.