Возраст – преимущество
Шрифт:
– Курсант Лубалис, ко мне! – вызвал я к себе будущего командира группы.
Литовец быстро вышел из строя и подошел, но в его взгляде столько ненависти ко мне, что даже страшно становится. Он был одним из трех курсантов, кто очень плохо принял известие о том, что ими будет руководить мальчишка, да еще и украинец. Он явно ставил себя выше меня, а тут приходится подчиняться. Но в самом начале работы комендант школы вместе с «моим» майором Дюррером поставили его и других на место, приказав выполнять все приказы инструкторов без исключений и вопросов.
– Мне нужно с тобой поговорить, обер-лейтенант Бауэр тебя вызывал?
– Так точно, – ответил литовец четко. – Нас наконец-то отправят на дело, господин унтер-офицер, – обращение «господин» он чуть ли не выплюнул мне в лицо.
Еще бы, мальчишка, на две головы ниже его, младше, а командует как взрослый. Поставить себя для учеников у меня вышло довольно легко, как и говорил, приказ начальника школы заставил подопечных слушаться и молчать, да и сами мальчишки видели, как ко мне относятся другие инструкторы, отношения были сугубо уважительные. Думаю, если бы хоть один из немцев проявил ко мне грубость или отнесся как-то высокомерно, хрен бы они стали меня слушаться.
– Это так, но у меня к тебе есть некоторые претензии…
Слушая меня, он невольно морщился.
– Я уже говорил тебе, работай над своими чувствами и держи себя в руках. Я понимаю твою реакцию, знаю ее причины, но оставь свою ненависть для врага. Запомни, все мои требования для твоего же блага. Запомнишь из моих уроков хотя бы половину, и задание выполнишь, и живым останешься. В группе пойдешь старшим, но нужно подтянуть маскировку, постарайся выполнять все, что я требую, это нужно в первую очередь тебе самому.
– Я понял, – чуть мягче проговорил литовец. – Разрешите вопрос?
– Спрашивай, – кивнул я.
– Кто еще будет в группе, я могу узнать?
– Вообще-то, мне не было дано указаний на этот счет, могу лишь сообщить, что в группе четверо бойцов и два радиста, последние обязательная составляющая вашего отряда.
– Значит, пойдем шпионить, а не убивать русских? – разочарованно произнес курсант.
– Вы будете выполнять тот приказ, который получите от руководителя абвера. Это означает, что Германии вы нужны именно в этом деле, и вы его выполните.
– Так точно! – кажется, даже каблуками щелкнул литовец.
– Вот и хорошо, ты все понял, не считай ворон на занятиях, в оставшееся до выхода время мы усилим подготовку в нужном направлении. Вас всех будут подтягивать по тем предметам, в которых вы пока отстаете. И еще, когда ты злишься, а это у тебя постоянно проявляется на лице, твой акцент становится еще ярче. Держи себя в руках, повторяю, я тебе не враг.
– Я все понял, господин унтер-офицер, – он вновь напялил на себя маску превосходства.
– Меньше спеси, запомни: твоя жизнь в твоих руках. Это, впрочем, касается абсолютно всех, – добавил я громко, привлекая внимание мальчишек. – Какая бы у вас ни была подготовка, помните, на каждую хитрую жопу…
– …Есть болт с резьбой! – хором ответили мои ученики.
Да, у тринадцатилетнего пацана – ученики, смешно. Кстати, мне здорово помогали знания из прошлой жизни, будучи спортсменом, неоднократно приходилось заниматься, точнее, вести секции, подменяя тренеров в детских группах, можно сказать, что педагогический опыт у меня есть. Вон, выкрикнули как кричалку, часто повторяемую мной фразу. Жалко ли мне этих маленьких упырей? По-человечески? Жалко. Но я не могу вести среди них агитацию, они давно привлечены к службе на немцев и сделали свой выбор. Заикнись я только о чем-либо провокационном, и все, сливай воду. Мне нельзя раскрывать себя, я чую, что моя миссия где-то впереди и надо обязательно до нее дожить. И выполнить.
В середине мая группа подростков из шести человек покинула школу Я, в числе других инструкторов, провожал их до самолета, вылетевшего ночью куда-то на восток. Немцы-инструкторы присутствовали только для отдачи последних указаний и наставлений, я просто пожелал удачи. Надеюсь, что никто из них не выживет, так как в последнюю неделю перед отправкой наконец увидел всю их звериную суть. Да-да, мальчики вроде, а на деле настоящие звереныши. Также в эту самую последнюю неделю я неожиданно для себя обнаружил, что ошибался. Ошибался, считая всех учеников одинаково преданными Германии и фюреру. Видя, как веселятся будущие диверсанты, готовящиеся день за днем убыть в советский тыл и там резать «краснопузых», заметил взгляд одного мальчугана. Это был маленького роста, щуплый, постоянно подвергающийся издевкам и щелбанам от старших товарищей Коля Решетников. Пацану двенадцать лет, он ничем не выделялся и был каким-то незаметным, что ли, это меня и привлекло. Именно обстоятельство его поведения, тихоня, он как-то разом напомнил мне себя самого в такой же школе. Тогда, в сорок первом, будучи привезенным из Белоруссии в Германию на обучение, я был таким же тихим, сторонящимся всех и вся мальчишкой. За себя стоял жестко, но и только. Не зная, как мне поступить, решил переговорить с Кузнецовым. Тот прибыл аж из самого Берлина буквально за два дня до отправки группы в наш тыл. Я уже совсем было отчаялся передать информацию, ибо никак не смог разговорить агента. Аптекарь оказался крепким орешком и не поддавался на мои «подходы». В свою очередь я не мог заявить о себе как о диверсанте, аптекарь сдал бы меня в гестапо, да. И был бы прав. Вот я и пытался намеками дать ему понять, что мне нужно, но ничего не вышло.
Кузнецов, гад такой, долго смеялся, рассказывая мне о встрече с аптекарем. Николай навестил его по приезде из столицы рейха с целью узнать новости, а агент встретил его рассказом обо мне. Аптекарь испугался, думал, к нему пытаются подвести агента гестапо, и такого наговорил, хоть стой, хоть падай. В итоге информация о вылете группы диверсантов в наш тыл ушла куда следует, успели все же, но я еще долго ругал Кузнецова за скрытность, что мне делать, если у меня лично нет выхода на агентов. Николай Иванович наотрез отказался сводить меня с аптекарем, аргументируя это тем, что тот просто откажется помогать нам. Аптекарь был местным, пруссаком, на чем его завербовали, понятия не имею, может, он и вовсе идейный коммунист, а может, просто держат за причинное место, заставляя сотрудничать, всяко может быть.
– Николай, я тут случайно обратил внимание на одного мальчишку, Колю Решетникова, знаешь о нем что-нибудь интересное? – спрашивал я по делу, Кузнецов был допущен до информации о курсантах.
– Думаешь, наш человек? – Кузнецов сразу понял всю суть.
– Он мне напоминает меня самого, – я обрисовал свои мысли, – только как подойти? Если я не переигрываю, то тут каждый считает меня убежденным нацистом.
– Так и нужно, пусть все так и остается, а с мальчиком… – он блеснул глазами, – я сам поговорю, я здесь в том числе и для выявления неблагонадежных.
– Хорошо, – согласился я.
Еще с конца мая до меня донеслись обрывочные сведения о действиях группы мальчишек-диверсантов, но вот когда Кузнецов сообщил секретные сведения прямо от начальника школы, обрадовался всерьез. Диверсантов приняли, и они работают на благо нашей с Николаем Ивановичем Родины. Судя по передаваемой информации, дезу СМЕРШ льет дозированно и очень удачно. Кузнецову уже стало известно о большом резерве немецкой армии, перебрасываемом на Украину. Рокоссовский должен быть доволен, фронт оголяется, а ему удалось самое сложное в такой ситуации: оставить в секрете наращивание своей группировки. Думаю, все будет еще лучше, чем в известной мне истории. Если наступление пойдет удачно, не только на границу выйдем, а еще и Польшу прихватим, и тогда уже будет плевать, какая группировка собрана на Украине. Да, войск там много, но всю разом ее никогда не перебросить, наш южный фланг не даст.