Возрождение Завета
Шрифт:
Хронологически мне двадцать восемь лет, но ощущаю я себя старше, чем Алессандро когда-либо был.
Боли бывали двух видов. Острые кинжальные боли расходились от ушибов на всем теле и двух особенно сильно порванных мышц. Он думал, что достаточно размялся перед утренним фехтовальным сеансом с Танкредом Сандовалом, но мышцы теперь сообщали, что он ошибся. Синяки остались там, где противник Виктора выигрывал очко. Их обилие разозлило бы Виктора, если бы не то, что большинство очков выиграл сам Танкред. Кай и Хохиро тоже иногда могли его достать, но он доставал их чаще.
Наконец-то
А ломота во всем теле – это от вчерашних лыж. Болело все – колени, бедра, бока, плечи, спина и вообще намного больше, чем помнилось по кадетским дням в Нагельринге.
Конечно, я тогда был моложе, но ведь не очень намного.
Он атаковал склоны с той же юной бесшабашностью, но, кажется, сегодня склоны победили.
Съезжать было приятно, но подниматься на подъемнике – не очень. Виктор не позволил своим охранникам расчищать ему подъем, а потому стоял в очереди со всем прочим народом. У репортеров была возможность засыпать его вопросами со всех сторон. Когда он не отвечал, голожурналисты начинали задавать вопросы более мерзкие, надеясь спровоцировать ответ.
В юные годы я бы ответил.
Потребовалось все его самообладание, чтобы не реагировать на вопросы и болтать с другими лыжниками, как ни в чем не бывало. Он понимал, что уединения ему не видать, но публичный спектакль тоже совсем не обязателен, Виктор держал себя в руках, был настороже, а досаду срывал на трассе.
И даже сейчас, расслабившись, я настороже.
Противно в сауне ходить с полотенцем, но следует соблюдать осторожность: какой-нибудь репортер мог пробраться и снять его голым.
Даже думать не хочется, какой к этой картинке приделают заголовок.
Виктор глубоко вдохнул, задержал в легких горячий воздух. Было достаточно жарко, чтобы выступил пот. Губы стали солоноватыми, глаза защипало. Положив полотенце одним концом между колен, Виктор другим концом смахнул пот с глаз, провел по груди, собирая испарину, небрежно бросил конец полотенца вниз.
Были в этот день и положительные моменты. Им с Оми удалось покататься вместе по самым простым трассам. Хотя Оми с семьей остановились в одном из гостевых домиков-шале, Виктор почти ее не видел, и катание стало желанной возможностью побыть вместе. Оми, новичок, накинулась на горные лыжи с энтузиазмом и хорошим настроением. Виктор вспомнил, как она падала в снежную пыль, потом вставала с залепленным белым лицом. Она смахивала снег, смеясь, а Виктор не мог вспомнить, видел ли он ее более красивой.
Еще одно: когда он ждал в очереди у подъемника, репортер задал колючий вопрос насчет Оми и его с ней отношений. Виктор не успел обдумать ответ, как какой-то человек воткнул в снег лыжи и палки и подступил к репортеру.
– У вас стыда нет? – зло спросил он. – Достоинства ни капли? У этого человека самая тяжелая работа во всей Внутренней Сфере, а вы к нему пристаете насчет его личной жизни! Так я вам объясню: что он делает в свое свободное время, не касается никого, у кого нейронов хватит хоть на один синапс. Мера человека – не с кем он целуется и не что он говорит, а что он делает. А он выбил Соколов с Ковентри и спас брата леди Оми от Кланов. Последнее – достаточный повод для дружбы, а первое – достаточная причина, чтобы вы от него отстали.
Вдохновенная речь этого человека вызвала аплодисменты и вопли одобрения у публики, а у Виктора – улыбку. Он пытался отблагодарить этого человека, предлагая заплатить за катание, предлагая обед, но тот отказался.
– Послушайте, ваше высочество, если бы не вы и не ваши отец и мать, мы бы все были теперь под Кланами. За предложение бесплатного обеда я вам благодарен, но еще больше благодарен за то, что свободен и сам могу заплатить за свой обед. Вступиться за вас – самое меньшее, что я для вас мог сделать.
Ответ этого человека был Виктору очень по сердцу, потому что подтвердил самую затаенную надежду. В Лиранском Альянсе у него есть поддержка, на которую он сможет опереться в будущем.
Катарина может быть любимицей репортеров и головидения, но люди не всему верят, что говорит головизор. И это хорошо.
Послышался звук открываемой двери, пахнуло ветром. Дверь достаточно быстро закрылась, но холодок пощекотал вспотевшую кожу.
– Можете добавить чуть тепла, чтобы прогнать холод.
– Сумимасен, Виктор-сама. Я не хотела вас морозить. При звуке ее голоса Виктор перевернулся на левый бок, правой рукой подхватив полотенце.
– Оми? Что вы тут…
Оми, с забранными назад черными волосами, с белым полотенцем, в которое завернулась от подмышек до середины бедер, села напротив на нижнюю скамейку. Ее движения были осторожны, точны и в то же время небрежны. Могло даже показаться, что она забыла, где она, будто она у себя, одна, и никто ее не видит.
Оми подняла руки, и тонкие пальцы ослабили узел полотенца. Глядя, как оно медленно падает, Виктор впивал глазами все округлости и тени, появлявшиеся из-под струящейся на скамью ткани. Черный купальник, открывшийся под полотенцем, был высоко вырезан на бедрах, и красный шнур охватывал грудь в нескольких сантиметрах под ключицами. Тонкая материя облегала тело как кожа, натянувшись на плоском животе, когда Оми легла на спину.
Виктор глядел на нее, широко раскрыв глаза. Она всегда казалась ему красивой, чувствительной и чувственной, но раньше они встречались только официально и на отдалении. На лыжных трассах в куртке, шапке, перчатках – это был самый неформальный костюм, в котором Виктор ее видел. И ни этот наряд, ни все, в которых он ее раньше видал, не намекали даже на такую резкую, манящую сексуальность. Длинные ноги, мягкие округлости грудей, совершенные черты лица и первая золотистая испарина на теле – Виктор чувствовал, как в нем нарастает желание.
Он сел, поправил полотенце.
– Оми, что ты здесь делаешь?
– Греюсь в сауне. – Она сложила полотенце и сделала из него подушку. – Мне рекомендовали после лыж идти в сауну – кажется, герцогиня Ким Хасек-Дэвион. Поскольку сауна в нашем доме занята моим отцом, братом и их советниками, я пошла в главное здание. Если ты хочешь, чтобы я ушла…
– Нет-нет! – Виктор поднял руки. – Я просто… э-э… не подумает ли твой отец…
– Мой отец знает, что у меня встреча с тобой. Есть вещи, которые мы должны обсудить.