Возрождение
Шрифт:
Она открыла глаза.
Мэри Фэй открыла глаза, но в них уже не было ничего человеческого. Молния сбила замок с двери, которую нельзя было открывать, и в нее проникла Мать.
Сначала глаза казались голубыми. Ярко-голубыми. В них не отражалось ничего. Они были совершенно пусты. Глаза смотрели в потолок сквозь алчущее ответа лицо Джейкобса, сквозь потолок, сквозь покрытое тучами небо над ним. Потом взгляд вернулся к нему. Глаза заметили Чарли, и некое понимание — некое осознание — забрезжило в них. Она снова издала это мычание, но я не видел, чтобы она хотя бы раз вдохнула. Зачем? Она была мертва… за исключением этих нечеловеческих
— Где ты была, Мэри Фэй? — Его голос дрожал. Слюна по-прежнему стекала из онемевшего уголка рта, оставляя на простыне мокрые пятна. — Где ты была, что ты видела? Что ждет нас за пределами смерти? Что там, на другой стороне? Отвечай!
Ее голова запульсировала, словно мертвый мозг стал слишком велик для своего вместилища. Глаза потемнели — сначала до лавандового цвета, потом до фиолетового, потом до индиго. Губы растянула улыбка; она стала шире и превратилась в ухмылку. Одна рука поползла по стеганому покрывалу, как паук, и ухватила Джейкобса за запястье. Он охнул, почувствовав ледяную хватку, и замахал свободной рукой в поисках равновесия. Я взялся за нее, и мы трое — двое живых и одна мертвая — оказались соединены. Ее голова пульсировала на подушке. Росла. Раздувалась. Мэри уже не была ни красавицей, ни даже человеческим существом.
Комната не исчезла; она осталась на месте, но я увидел, что это иллюзия. Все было иллюзией: коттедж, Скайтоп, курорт. Весь живой мир — иллюзия. То, что я считал реальностью, оказалось маскировкой, тонкой, как старый нейлоновый чулок.
Истинный мир лежал за ней.
Глыбы базальта вздымались к черному небу, испещренному воющими звездами. Наверно, эти глыбы были останками огромного разрушенного города. Он стоял среди бесплодных земель. Бесплодных, да, но не пустых. Через них тянулась широкая и, казалось, бесконечная череда голых людей, которые шли с опущенными головами, спотыкаясь. Этот кошмарный парад простирался до далекого горизонта. Людей подгоняли похожие на муравьев существа, большинство — черные, некоторые — темно-красные, как венозная кровь. Когда люди падали, «муравьи» набрасывались на них, кусали и били, пока те не поднимались на ноги. Я видел молодых мужчин и старух. Я видел подростков с младенцами на руках. Я видел детей, которые пытались помогать друг другу. И на всех лицах застыло одинаковое выражение абсолютного ужаса.
Они маршировали под воющими звездами, они падали; их избивали и рывком ставили на ноги; на их руках, ногах и животах зияли бескровные раны от укусов. Бескровные, потому что все они были мертвы. Глупый мираж земной жизни развеялся, и вместо рая, который обещали им священники всех деноминаций, их ждал мертвый город с циклопическими глыбами камня под небом, которое само по себе было маскировочной сеткой. Воющие звезды на самом деле не были звездами. Это были дыры, и доносящийся из них вой исходил от истинной potestas magnum universum. За этим небом обитали сущности — живые, всемогущие и совершенно безумные.
Побочные эффекты — это остаточные фрагменты неведомой сущности за пределами нашей жизни, как сказал Чарли. И эта сущность совсем рядом, в этом стерильном месте, в призматическом мире безумной истины, которая свела бы с ума любого человека, увидевшего ее хоть на миг. Муравьеподобные твари служили этим гигантским сущностям, так же, как марширующие голые мертвецы служили тварям.
Быть может, и город был не городом, а муравейником, где все мертвецы Земли сначала становились рабами, а потом — пищей. А после этого — умирали ли они окончательно? Вероятно, нет. Мне не хотелось вспоминать строки, которые процитировала в письме Бри, но я ничего не мог с собой поделать: «То не мертво,
Где-то в этой толпе маршировали Пэтси Джейкобс и Морри-Я-с-вами. Где-то там была Клер, которая заслужила царствие небесное, а вместо него получила вот это: стерильный мир под пустым небом, мертвецкое королевство, где муравьеподобные охранники то ползли, то шли на двух ногах, а в их лицах было нечто пугающе человеческое. Этот кошмар и был загробной жизнью, и он ждал не только грешников, но всех нас.
Мой разум пошатнулся. Я испытал облегчение и чуть было не поддался безумию. Одна мысль спасла мой рассудок, и я продолжаю держаться за нее и сейчас: этот кошмарный ландшафт тоже мог быть иллюзией.
— Нет! — закричал я.
Шагающие мертвецы обернулись на мой голос. Повернулись ко мне и «муравьи», скрежеща жвалами и пронзая меня своими тошнотворными (тошнотворными, но разумными) глазами. Небо над нами начало разрываться с громоподобным треском. В разрыве показалась гигантская черная нога, покрытая клочьями жесткого меха. Нога завершалась громадным когтем, состоящим из человеческих лиц. Ее владелец хотел только одного — заглушить голос отрицания.
Это была Мать.
— Нет! — снова закричал я. — Нет, нет, нет, нет!
Причиной видения была наша связь с возрожденной покойницей — я понимал это, несмотря на охвативший меня ужас. Рука Джейкобса сжимала мою, как наручник. Если бы это оказалась его правая, здоровая рука, я бы ни за что не успел вовремя освободиться. Но рука была левая, слабая. Я рванулся со всей мочи в тот самый момент, когда чудовищная нога потянулась ко мне, и коготь из вопящих лиц готов был подцепить меня и выдернуть в неведомую и жуткую вселенную, поджидавшую за черным бумажным небом. Сквозь разрыв в его тверди я уже мог разглядеть безумный свет и цвета, которых не должно было видеть ни одно смертное существо. Цвета были живыми. Я чувствовал, как они заползают на меня.
Я в последний раз дернулся, освобождаясь от хватки Чарли, и отлетел назад. Пустынная равнина, огромный разрушенный город, шарящий коготь — все исчезло. Я снова оказался в спальне коттеджа, распростертый на полу. Мой старый пятый персонаж стоял у кровати. Мэри Фэй — или то темное существо, которое вселилось в ее труп и мертвый мозг благодаря тайному электричеству Джейкобса, — вцепилась в его руку. Ее голова превратилась в пульсирующую медузу с кое-как набросанными на ней чертами человеческого лица. Ее ухмылка… казалось бы, невозможно буквально ухмыляться от уха до уха, но мертвая женщина, которая уже не была мертва, делала именно это. Нижняя половина ее лица превратилась в черную яму, которая дрожала и трепетала.
Джейкобс выпучил на нее глаза. Его лицо приобрело цвет бледно-желтого сыра.
— Патриция? Пэтси? Где ты? Где Морри?
Существо заговорило в первый и последний раз.
— Ушли служить Великим, в Ничто. Без смерти, без света, без отдыха.
— Нет, — его грудь выгнулась, и он закричал: — Нет!
Он попытался освободиться. Она — оно — держало его мертвой хваткой.
Из зияющего рта трупа показалась черная нога с изогнутым когтем. Коготь был живым; коготь был лицом. Я узнал его: это был Морри-я-с-вами, и он кричал. Со зловещим шорохом, который я до сих пор слышу в кошмарах, нога начала продираться сквозь губы. Она выбралась наружу, она вытянулась, она коснулась простыни и принялась скрести по ней, точно бескожий палец, оставляя опалины с поднимающимися вверх тонкими струйками дыма. Черные глаза существа, когда-то бывшего Мэри Фэй, набухли, вылезли из глазниц и срослись в районе переносицы в один огромный шар, уставившийся на нас с тупой алчностью.