Возрождённая любовь
Шрифт:
– Как жаль, что...
– начал было профессор де Вит и, не закончив фразу, заснул, лишив Абигайль возможности узнать, о чем он так сожалел. Абигайль была уверена, что его слова касались профессора ван Вийкелена.
Последующие дни были очень напряженными. Больной поправлялся, но ему требовался тщательный уход и постоянное внимание. Абигайль очень уставала, но она ежедневно совершала прогулки, ей нужны были физические упражнения на свежем воздухе, хотя на улице было сыро, а ветер, казалось, никогда не стихал. Таким образом, выходные ее копились, и она собиралась отдохнуть, когда профессора выпишут
На следующий день после того, как у де Вита сняли катетер и разрешили ему сделать несколько шагов, опираясь на плечо Абигайль, в палату пришел профессор ван Вийкелен. Он обратился к Абигайль своим обычным сухим тоном:
– Сестра Трент, если завтра днем вы свободны, я за вами заеду - кое-кто хочет встретиться с вами.
– Кто?
– спросила удивленная Абигайль.
– Может, вы запасетесь терпением до завтрашнего дня?
– И неожиданно, как будто решил, что она собирается отказаться, широко улыбнулся ей своей неотразимой улыбкой, ради которой она готова была согласиться на что угодно. Прошу вас.
Абигайль растерянно кивнула, полностью отдавая себе отчет, что, когда он смотрит на нее вот так, она ни в чем не может ему отказать. После ухода ван Вийкелена она некоторое время пребывала в задумчивости, профессор де Вит тоже молчал. Когда она поняла, что он не собирается говорить с ней о ван Вийкелене, Абигайль решительно втянула его в обсуждение особенностей сослагательного наклонения в голландском языке, стараясь максимально сосредоточиться на лингвистических комментариях своего ученого собеседника.
Глава 3
На следующий день, когда Абигайль подошла к главному входу больницы, профессор ван Вийкелен уже ждал ее. Он вежливо и серьезно поздоровался, пригласил сесть в машину, и они выехали со двора на узкие улицы, вьющиеся вокруг больницы. Она молчала, так как чувствовала, что ему не хочется разговаривать.
– Вам неинтересно, куда я вас везу?
– спросил ван Вийкелен после несколько затянувшейся паузы.
– Конечно интересно. Но вы ведь попросили меня запастись терпением, вот я и не спрашиваю, - объяснила она просто и беззлобно.
– Я везу вас к себе домой.
Это было полной неожиданностью.
– Зачем?
– Кое-кто хочет с вами встретиться, и мой дом - самое подходящее место для встречи.
– Понятно, - сказала она, хотя ничего не было понятно и очень хотелось спросить, кто же хочет встретиться с ней, но, видимо, он ждет этого вопроса, поэтому она и не станет ни о чем спрашивать.
– Очень разумно с вашей стороны, - бархатным голосом заметил профессор, как бы прочитав ее мысли.
– Я и не собираюсь вам говорить кто. Как вы находите состояние профессора де Вита?
– Он очень хочет быстрее поправиться.
– Да, я теперь окончательно уверен, что он поправится. Операция была сложной.
И профессор углубился в подробный рассказ об операции. Затем неожиданно произнес:
– Вы ему нравитесь, сестра. Надеюсь, вы согласитесь поухаживать за ним, когда его выпишут домой?
– Разумеется.
Сейчас ей хотелось этого больше всего на свете, н она старалась не задумываться почему.
Абигайль стала смотреть по сторонам. Они проезжали по Геренграхту, прекрасному своими старинны ми домами и живописными бульварами, бегущими вдоль канала. Через несколько минут дорога пошла вдоль короткого рукава канала маленького тупичка, над которым висел узенький пешеходный мостик. По обеим сторонам водного тупика на булыжных мостовых теснились старинные дома и по-зимнему прозрачные деревья жались к воде, касаясь друг друга обнаженными ветками.
Профессорский "ролле" мягко скользил по улочке и наконец остановился у одного из стоящих в конце улицы домов, выходивших прямо к воде. Это был очень старый дом с остроконечной крышей и широкими ступеньками, ведущими к парадному входу, сбоку имелась еще одна маленькая дверь. Окна были высокими и узкими, и чем выше взбирались они по фасаду дома, тем меньше становились; на самом же верху они как бы сливались в одно большое окно с тяжелыми ставнями, над которым, под самой крышей, был подвешен огромных размеров крюк, который был, по-видимому, единственным приспособлением, когда требовалось поднять или спустить что-либо с верхних этажей.
Здесь, вдали от центра, было очень тихо, только неугомонный ветер что-то шептал остроконечным крышам. Абигайль вылезла из машины и огляделась вокруг. Профессор открыл дверь и пригласил ее войти.
Именно такой дом она ожидала увидеть: холл, выложенный черной и белой плиткой, белый оштукатуренный потолок, белые стены, на которых висели многочисленные картины, сбоку - резная лестница, ведущая наверх.
Обстановка была выдержана в том же стиле: у одной стены стоял тяжелый дубовый стол с двумя такими же тяжелыми резными стульями, очень неудобными на вид, а у другой - дубовый комод, на котором стояла большая синяя с белым ваза с последними осенними цветами.
Абигайль оглядывалась, стараясь разглядеть все сразу.
– Как у вас красиво, - сказала она и тут же пожалела о сказанном, так как профессор не замедлил посмотреть на нее так, будто она сказала какую-то вульгарную глупость. Под этим взглядом Абигайль порозовела от возмущения, которое вспыхнуло с новой силой оттого, что профессор сухо продолжил:
– Мисс Трент, судя по свирепому выражению вашего лица, вы собираетесь сказать: "Что за человек!" - или что-то в этом роде. Я бы попросил вас не делать этого: такие замечания портят мне настроение.
– Я уже заметила, - язвительно произнесла Абигайль.
– Причем по малейшему поводу... И где, профессор, тот человек?
– Абигайль обвела глазами пустой холл. В доме было так тихо, словно в нем, кроме них двоих, никого не было. Она внимательно посмотрела на него и уже собралась высказать все, что думала, но он опередил ее.
– Нет-нет, мисс Трент, у меня нет никаких гнусных намерений в отношении вас, - сказал он противным вежливым голосом.
– Надеюсь, вы не всерьез об этом подумали?