Возвеличить престол
Шрифт:
А еще через два дня воинство выдвинулось, при этом отслеживали вероятных больных и только за легкое недомогание могли оставить в иной деревне до момента выздоровления. Этим Острожский, сам того не осознавая, очищал польско-литовское воинство от трусов. Были реальные больные, причем и оспой, но нередко воины симулировали и оставались на постоях в деревнях.
Яков Корастылев, по прозвищу Зверь, был уверен, что его диверсия вовсе остановит польско-литовское воинство, и сильно разочаровался, когда враг все-таки выдвинулся в поход.
*……………*……………*
Лазарь
Уже тогда Лазарь, пожилой, но все еще в силе, воин, высказался о несуразности такого решения, особливо в паводок, когда Днепр становится еще более широким.
Но Болотников был неумолим и лишь приказал сладить многие плоты. Иван Исаевич был уверен, что сдержать ляхов получится, так зачем им давать возможности переправится на другой берег, чтобы иметь оперативный простор. Можно же только оставить осадные войска у Киева, а остальное ляшское войско растечется по округе и людей погонят. А тут посевная и нужно поля засевать, иначе голодно будет.
Так что у каждого была своя правда, ну а то, что Щука был в подчинении Болотникова, определило стратегию.
Всю зиму готовился инструмент. Из Тулы пришла большая партия металлических лопат, смастерили более сотни деревянных тележек. Еще до схода снега начали присылать в Киев чеснок [железные колючки-шипы]. Этих «средневековых мин» было столь много, что никто ранее и не думал, что так можно воевать. Одно, или даже два направления можно полностью перекрыть чесноком, рогатками и волчьими ямами. Тем самым вынуждая противника наступать в одном месте, где и сконцентрировать всю артиллерию.
А в начале марта прибыла розмысловая рота Преображенского полка, которую возглавлял капитан Дмитрий Розум. Сперва к гвардейцам, особенно к молодому командиру, все отнеслись с пренебрежением, мол «пригнали юнцов, как будто мы тут сами не сладим оборону». Но капитан Розум уже через два дня подготовил обстоятельный доклад по линии обороны, как сказали бы в будущем, «эшелонированной».
Тут и плевые пушки в укрытиях и рвы, ямы, пути отхода и минирование подходов. Вообще, когда говорил капитан, только у Лазаря Щуки были осмысленные глаза, да и то не всегда. Остальные не понимали зачем, почему, да и как вообще такое возможно. Так что Болотников чуть к лешему не послал мальца, но тот достал бумагу, подписанную самим государем-императором.
Дмитрий Розум не хотел козырять царской грамотой, он желал добиться уважения у тех людей, которые командовали в Киеве, но, когда не срослось, пришлось, чтобы общее дело не тормозилось, предоставить бумагу.
Это было в начале марта, а сейчас Болотников только диву давался, сколько всего тут сделано. Иван Исаевич, так, интересу для, попробовал со своей сотней самых верных и умелых казаков, пройти все линии обороны. Просто быстро пробежать с пищалями наперевес. Это было сложным, очень сложным и долгим. При этом ловушки Болотникову и его людям были известны. Так что Иван Исаевич напоил молодого, да раннего, войскового розмысла, а после и девку предложил, из тех, что сам…
Когда прибыл Пожарский, то Розум вновь был удостоен похвалы, но лишь после того,
— Ну ты, Митька, накрутил тут! — в задумчивости сказал Пожарский, смутно представлявший тот бой, который придется давать вот на таких укреплениях.
Нет, безусловно фортификации были уместны и в большинстве понятны князю. Однако, Пожарский видел еще больше возможностей для боя, если кое-какие участки обороны использовать хитро и слажено. И тогда начались тренировки. Две недели воины бегали и исполняли приказы, согласно командам и барабанному бою со свистком. Порой простейшее задание: перебежать с одного места на другое и там укрыться, исполнялось по двадцать раз, чтобы добиться автоматизма.
— Князь, Дмитрий Михайлович! — еще не соскочив с коня, выкрикивал взмыленный от быстрой скачки Болотников.
— Что? — чуть отрешенно спросил Пожарский, высматривая в подаренную государем зрительную трубу, как идут очередные тренировки на укреплениях.
— Так ляхи идут! В двух днях они! — сказал Иван Исаевич Болотников, лихо спрыгнув с коня.
— Отпей водицы, лихой атаман! Не терпится сабельку измазать в крови вражьей? — усмехнулся Пожарский, у которого, между тем сердце забилось чаще, но показывать волнения он не собирался.
— Так пощипать же могу! — сказал Болотников, а скорее, предложил воеводе начать боевые действия еще на подходе противника.
— Так у тебя есть добрые вои, что могут то сделать. Бери их, да из кассимовцев отбери людишек. Токмо не попадитесь в засаду! Видишь, что не сладишь, не бей! Тут их бить станем, — князь Пожарский научал Болотникова, под тяжелый взгляд атамана.
Болотникову, конечно же, не особо понравился тот факт, что не он будет командовать русским воинством. Он понимал, что тут должен быть кто-то из знатных и Пожарский был из тех, с кем можно работать, кто не станет самоутверждаться за счет иных и слово свое держит крепко. Но все равно, Иван Исаевич считал себя опытным воином, которому не нужны научения, хоть бы и от Пожарского.
Но Болотников сдержался, чего делать в ближайшие два дня более не собирался. Но это время он будет далеко и бить супостата. Верный сильный конь, ветер в лицо, впереди враг, рядом товарищи — по этому соскучился Иван.
Глава 14
Глава 14
Киев
25 апреля 1609 года
Ждать боя — вот, что сложно, чаще сложнее, чем сам бой. Если навыки на высоте, то мозг в бою не сильно напрягается, как именно бить врага, но он же начинает осмысливать и переживать за грядущее и прошедшее, как до и после боя. И это эмоциональное осмысление страха, возможной смерти, болезненнее реальной кровоточащей раны. Так у многих людей, кто еще не обвыкся на войне, или у части воинов, которые никогда не свыкнуться с войной.