Возвращение блудного Брехта
Шрифт:
Событие двадцать третье
Оказывается, что из ста бывших в прошлом королевских фаворитов по крайней мере девяносто пять были повешены.
Наполеон I Бонапарт — император Франции
Погода решила для разнообразия Брехту подыграть. А и не честно так-то. Две недели, что добирались из Митавы в Москву то дожди, то ветер с моросью прямо в морду лица, и лужи, лужи, лужи. Хоть для мирового равновесия должны солнечные дни быть.
Солнце к обеду из-за туч выбралось, осмотрелось, увидело любопытную картину в Кремле, и чтобы обзору не мешали и облака, и тучи подальше на северо-восток отправило. Красота. Воробьи
Брехт вышел чуть пораньше на двор, чтобы проверить подготовку к испытаниям. Зря, видимо, в полку время от времени учебные стрельбы проводились, и мишени нашлись. Это были деревянные щиты из толстенных досок сколоченные. Прибиты они были уже совсем к брёвнам. Тренога такая. В результате, вся конструкция весила килограмм под двести, за сотню так точно, и чтобы их передвигать требовалось четыре гренадёра. Были жердины снизу прибиты и четверо молодцов брали их и как носилки передвигали. А чего — молодцы. Надёжная штука, которой многие годы можно пользоваться. Единственное, что Брехт бы исправил, так это саму мишень. В центре деревянного щита смесью гуталина и угольной пыли был нанесён квадрат. Хоть как просилась… Блин! А как это называется у вояк в будущем? Торс человека с головой. Вот такая мишень была бы лучше. Но будем писать на туалетной.
Пока Иван Яковлевич осматривал три мишени, на двор кремлёвский подошли и претенденты на звание самого меткого стрелка Москвы и её окрестностей. Преображенцы… Преображенцы тоже подошли, но слухами земля полнится, и несколько десятков семёновцев в ярких своих мундирах — сине-красных тоже отдельной недовольной кучкой кучковались. А чуть в сторонке целая толпа расфуфыренных енералов образовала кружок по интересам и перемывала, должно быть, косточки немчику, так как при его приближении замолкла. Генералы были всякие и штатские, камергеры с тайными советниками всякие и настоящие. И все в орденах. Иван Яковлевич себе очередную зарубочку сделал в мозгу. Нужно будет с Анхен переговорить, нельзя ордена обесценивать. Их нужно заслужить. И обязательно нужно ввести боевые ордена. Егория. И они должны внешним видом от гражданских отличаться. Чтобы сразу видно было — идет воин, а не паркетный шаркун. Пусть эти и дальше свои вышитые на тряпке звёзды носят.
— Семён Андреевич, — Бирон подошёл к активно машущему руками Салтыкову, — сколько стрелков будет от преображенцев?
— Восемнадцать, — прекратил ветренную мельницу изображать родственник царский.
— Странное число.
— Ничего странного, Иван Яковлевич. Нас восемнадцать и вас… И вы с Государыней. Ровнёхонько два десятка. — Пояснил Салтыков и хотел было опять в процесс указивок включиться, но Брехт ему не дал.
— Семён Андреевич, а если семёновцев включать. Дюжинами же считать на Руси привычней. Пусть преображенцев будет шестнадцать, нас с государыней, как вы точно подсчитали — двое и шесть семёновцев. Для укрепления дружбы между гвардейцами.
Салтыков осмотрел синих. Покусал роскошный ус.
— Так нельзя. Тогда нужно поровну, по одиннадцать, а то вместо дружбы распря пойдёт.
— Вам виднее. Договоритесь. Вон и их командир подошёл.
Надо сказать, что Брехт сначала запутался в названиях. Он по привычке назвал Анну шефом Преображенского полка и был вскинутой бровью встречен. Сейчас ещё эту хрень не придумали. Есть полковник, скажем, Семёновского полка, это и есть будущий шеф. Им сейчас у семёновцев генерал-фельдмаршал князь Голицын, Михаил Михайлович. Он никем, понятно не командует. Он числится. Это почёт такой. А есть подполковник. И подполковником у синих сейчас интересная личность, и именно увидев его, и решил Брехт социальную справедливость восстановить. Подполковником лейб-гвардии Семёновского полка сейчас генерал-аншеф Ушаков Андрей Иванович. Тот самый. Бывший и будущий начальник Тайной канцелярии или Экспедиции. Брехт уже закинул наживку Анхен, нужно мол, душа моя, возобновить работу Тайной канцелярии, может слегка название поменять. Пусть называется «Канцелярии тайных розыскных дел». Политический сыск нужен. И нужен настолько жёсткий, чтобы как мыши под веником сидели все хулители и порицатели с ниспровергателями.
Ушаков вовремя понял, чью
Ушакова надо иметь в друзьях и Брехт, увидев его, решил, что в испытание, чтобы семёновцы обиду не затаили, нужно и от них желающих выкликнуть. И подводный был камешек, почему-то не сомневался он, что первое и второе места займут они с Анхен. Просто немыслимая разница в умении обращаться с огнестрельным оружием у него, проживающего четвёртую жизнь, у Анны Иоанновны двадцать лет почти по воронам палящей и этих офицеров стреляющих из пистолета раз в год на дуэли и пару раз во время войны. Не могут ни преображенцы, ни семёновцы их обойти в этом состязании. И получается, что при случае можно попенять и Салтыкову, и Ушакову, что мол стыдно, братья славяне, хреново у вас в полках офицеров стрелять учат. А ежели солдатиков проверить? Ай-я-яй. Позорище! Вы уж… А то… Ай-я-яй.
— Андрей Иванович, доброго вам дня. Не хотите ли, чтобы и ваши лейб-гвардейцы против нас Государыней в испытание участие приняли? Покажите класс?
Событие двадцать четвёртое
Нос с локоть, а ума с ноготь
Всяк на свой аршин мерит
Он еще сверх плута на два фута
Наверное, Салтыков думал, что делает своим вспомошествование. Хотя, чужая душа потёмки, а чужая голова, так и подавно — предмет тёмный и исследованию не подлежит. Поглядывая на Бирона, он чего-то шепнул тому самому Николя, который монстр со шрамом, и тот, взяв в помощники семёновца — поручика, примерно его роста и телосложения, но с фотогеничной рожей, стал отсчитывать сто шагов. Там нужно было поставить щиты для первого выстрела. Ну, хрен его знает, зачем они это сделали, а только два великана начали отсчитывать великанские шаги.
На военной кафедре, когда Брехт учился в УПИ, был предмет ориентирование, или чёрт его знает, как он назывался, Сейчас Иван Яковлевич уже и забыл. Смысл был в чём — имея только карту и компас нужно было по определённому маршруту прийти в определённую точку. Для расчёта расстояния пользовались шагами. Замерили шаги у разных по росту людей, высчитали, сколько шагов нужно пройти каждому, и они параллельно шли по азимуту, шаги считая. Вот у Брехта тогда шаг был семьдесят пять сантиметров. То есть, понятие сто шагов означает — семьдесят пять метров. Чего уж родственничек навыдумывал, но великаны стали шагать, разрывая штаны в паху. Не полтора метра, конечно, но за метр точно. Брехт это заметил и задумался, хорошо это или плохо для него и Анхен… Да, хрен его знает? Вмешиваться не стал. Просто не понял задумку Салтыкова. Ну будет четыре выстрела вместо пяти. Всего лишь быстрее испытания закончатся. Дело ведь в умении, и в том, что у них с Анной длинноствольные штуцера, которые вряд ли будут у лейб-гвардейцев. Не самая популярная железка в армии. Нет пока бекасников-снайперов. А застрельщикам вполне хватает тульского короткоствольного штуцера.
Анна Иоанновна подошла в сопровождении фрейлин по-прежнему с бироновским коричневым кафтаном на плечах. Да, ветерок несмотря на солнце на ясном небе прохладный, так начало мая только.
Императрица благосклонно приняла появление семёновцев и Ушакова самого среди претендентов на приз Анной учреждённой. Табакерок с её портретами наделать ещё не успели и даже коронационный рубль был ещё не готов, и Анна выставила призом хорошего вороного жеребца из дворцовых конюшен. Явно арабы в крови у Сокола имелись, тонкие точёные ноги, мощная грудь. Красавец. Вивату сразу народ кричать принялся.
Первой доверили стрелять Государыне, она сняла кафтан, приняла от преображенца, находящегося сегодня в карауле, заряженный длинноствольный австрийский штуцер и почти не целясь, навскидку, произвела выстрел. Точно так же и по воронам стреляла. Говорят, есть стрелки с врождённой меткостью, возможно Анна Иоанновна из таких и была.
Бабах. Императрицу заволокло дымом, и она спешно отступила к фрейлинам, которые накинули ей на плечи кафтан.
— Цель поражена!!! — прокричал, стоящий невдалеке от крайней мишени, офицер преображенец.