Возвращение чародея
Шрифт:
ГЛАВА ПЕРВАЯ,
в которой главный герой раскачивается в гамаке и размышляет о недавнем прошлом в ожидании походного ужина, после чего выслушивает несколько неприятных вещей о самом себе и своем образе жизни
Я лежал в гамаке и мерно раскачивался, наслаждаясь тишиной и прохладным ветерком, обдувавшим мое лицо. Несколько мгновений покоя пришлись очень кстати после того, что мне пришлось пережить. И перед тем, что мне пережить только предстояло.
Стоило лишь закрыть глаза, и я легко мог представить себя в безоблачном детстве, когда из всех жизненных проблем меня заботила только одна – как бы в очередной раз сбежать от своих учителей, стащить из библиотеки толстую книгу в кожаном переплете и спрятаться в каком-нибудь укромном уголке, чтобы ни Мигель, ни Исидро
Находил мои тайные места Исидро, но вытаскивать нерадивого ученика из угла всегда приходил Мигель.
Несмотря на то что этой способностью обладал только Исидро, в детстве я думал, что они оба могут видеть сквозь стены.
Ох, как же я их в детстве не любил!
Я их и сейчас не люблю. К Исидро и, в меньшей степени, к Мигелю я всегда относился по-родственному, как к старшим членам семьи. Этакие старые хрычи, парни из поколения твоих родителей, знающие все куда лучше тебя и постоянно подчеркивающие свое превосходство; нелюбимые дяди, от которых никуда не деться, с которыми приходится считаться, что бы они ни делали.
Справедливости ради хочу отметить: они никогда не претендовали на мою любовь, зато заставляли себя уважать. И еще они заставляли меня заниматься каждый день, без выходных.
Исидро хотел сделать из меня чародея.
Мигель хотел сделать из меня воина.
Я долго не мог понять их стремлений. Люди вокруг были либо чародеями, либо воинами, и никто не пытался совмещать эти две профессии. Либо ты красуешься на лихом скакуне, стреляешь из лука и орудуешь мечом, либо разишь врагов фаерболами и насылаешь на них инфаркт.
Тогда они сказали мне, что я не человек. Сказали правду.
С утра я отрабатывал выпады мечом или стрелял из лука, скакал на коне, дрался со щитом и без, бился боевым молотом или топором. Днем штудировал магические гримуары, занимался медитацией, накапливая ману, и старался не обращать внимание на ноющие от усталости мышцы и боль от многочисленных синяков и ссадин. До библиотеки я добирался только вечером и в половине случаев читал совсем не то, что хотелось, ибо Мигель заставлял меня штудировать труды по военной истории и стратегии.
Двое моих учителей пытались слепить из меня подобие моего отца, более-менее точную его копию. До моего рождения они были соратниками короля, может быть, даже друзьями, – настолько близкими, насколько кто-то вообще мог быть близок последнему королю эльфов. Сам я знал Оберона Финдабаира, Зеленого Змея, воина и чародея, истребителя драконов, огров и прочих разумных существ Вестланда только по рассказам учителей и песням бардов, которые изредка захаживали в Гнездо Грифона. И то, что я узнавал из посторонних источников, мне не очень-то нравилось.
Заветной мечтой моих учителей было затащить меня на Зеленые Острова и усадить на Древесный Трон, мимоходом спихнув с оного моего дядю Озрика, нынешнего регента государства эльфов. Когда сие нездоровое желание старшего поколения перешло в навязчивую идею, я сделал финт ушами, помахал обоим на прощание ручкой и свалил из Гнезда Грифона на север, тщательно заметая все следы. Я провел вдали от дома больше года, когда все пошло вразнос.
Сначала это были неприятности, которые могли произойти с каждым. Меня банально подставили, попытавшись навесить на меня преступление, которого я не совершал, а именно – убийство дракона с целью завладеть его сокровищами. Я оказался в положении беглеца, за которым гнались стражники графа Осмонда, феодала, на чьих землях проживал покойный дракон. Должен сказать, стражников у графа оказалось немало, и среди них попадались такие, драться с которыми я не желал. Также к охоте на меня присоединился и дядя невинно убиенного, старый и очень опасный хищник по имени Гарлеон.
Зато потом начались неприятности, которые с каждым произойти не могут. На меня совершил покушение эльф из отряда Пятнистых Лиан, диверсант с Зеленых Островов. Он был
Но даже несмотря на ее присутствие, снежный ком проблем нарастал, грозя превратиться в лавину.
Вскоре обстоятельства сложились таким образом, что мне пришлось раскрыть тайну, которую я хранил двадцать три года – всю свою жизнь – а именно, назвать собственное имя и продемонстрировать находящийся в моем распоряжении древний магический артефакт, по совместительству являющийся символом высшей государственной власти у эльфов. Событие это произошло не без свидетелей, среди которых оказался вышеупомянутый дракон Гарлеон, отряд стражников под предводительством межевого рыцаря сэра Ралло, а также почти сто процентов населения не очень приятного Города Людей. Почему я считаю Город Людей не самым приятным местом на Земле? Потому что его вышеупомянутое население состояло из оголтелых сторонниц матриархата, которые несколько дней заставляли меня носить ошейник, спать в клетке, а потом еще и отрезали мизинец на правой руке, оставив его себе в качестве сувенира.
В общем, тот еще городок. Покидая его, я предпринял несколько шагов, направленных на возвращение его жизни в более привычное для нормального человека русло, но…
Особых иллюзий я не питал. Ни насчет города, ни по какому другому поводу.
То, что за двадцать три года число посвященных в мою тайну не увеличилось с четырех человек, которые знали обо всем с самого начала, до нескольких тысяч, можно было объяснить только чудом. Теперь легенда о чародее Рико лопнула по швам – так же, как и легенда о доне Рикардо де Эспинозе, сыне барона Вальдеса, которая скрывалась под первой, и я предстал перед всем Вестландом в образе короля Ринальдо Финдабаира, сына Оберона Зеленого Змея, обладающего Повелителем Молний. Как это ни странно, но слухи распространяются по Вестланду со скоростью, превышающей скорость звука. Уже на следующей неделе байки о моих похождениях будут пересказывать в каждой таверне Вестланда, а еще через неделю информация докатится до Вольных Городов, различных племен орков и уйдет под горы, к вечным обитателям подземелий – гномам. Эльфы, которых это касается в первую очередь, обо всем узнают последними, но тут они сами виноваты. Не фиг было основывать поселения так далеко от материка.
Вне всякого сомнения, Исидро с Мигелем придут от подобных новостей в неописуемый восторг. Если эта информация и способна кого-то расстроить, то только двоих. Моего приемного отца дона Диего, который будет переживать из-за меня, зная мое отношение к трону, и моего дядю Озрика, которому теперь наверняка придется с этого трона убраться.
Если говорить о бароне Вальдеса, он хочет, чтобы я был просто счастлив. Именно я, независимо от того, каким именем меня будут называть окружающие. Мой приемный отец никогда не говорил этого вслух, но я знаю его мнение о том, что трон и верховная власть редко могут сделать кого-то счастливым, будь то человек или эльф. Слишком велика ответственность. Мой биологический отец король Оберон погиб во время пожара на Острове Владык, но… Пожары в королевских дворцах никогда не случаются сами по себе.
Мигель утверждает, что Оберона убил его младший брат Озрик Финдабаир. Исидро считает такое вполне возможным. Как говорилось выше, оба хотят, чтобы я отправился на Зеленые Острова, низверг Озрика с трона, сел на его место и отдал дядю в руки палача.
В связи с чем возникает довольно любопытный вопрос: на фига я закрывал глаза и пытался вспомнить детство, если в голову все равно лезет эта муть?
Открыв глаза, в некотором отдалении я узрел людей сэра Ралло, устанавливающих походные палатки и разводящих костер. Видимо, скоро они начнут готовить ужин. Сам сэр Ралло, в походной одежде и без доспехов, сидел на земле и чистил свой меч. Похоже, это у него привычка такая – едва ли меч нуждается в чистке на каждой остановке. Учитывая, в сколь мирное время мы живем, клинки очень редко покидают ножны, и остается только удивляться, как они вообще умудряются испачкаться. Сэр Джеффри, юный рыцарь, вытащенный мной из Города Людей, где он занимался улучшением местного генофонда, помогал латникам устанавливать большую палатку на десять человек. Одна такая палатка уже стояла.