Возвращение доктора Фу Манчи
Шрифт:
Он встретился взглядом с человеком, держащим фонарь.
— Я думаю, вам лучше вернуться домой, — сказал Найланд, глядя ему прямо в глаза.
Человек побледнел.
— Сэр, вы хотите сказать. Вы хотите сказать…
— Мужайтесь! — сказал Смит, кладя ему руку на плечо. — В конце концов, он сам выбрал эту игру с огнем.
Человек бросил дикий взгляд на Смита, потом перевел его на меня и нетвердой походкой направился к дому.
— Смит… — начал я.
Он повернулся ко мне и сделал нетерпеливое движение.
— Веймаут уехал в Апминстер, — резко сказал
ГЛАВА XVII
ДЕНЬ В РАНГУНЕ
Закончив телефонный разговор, Найланд Смит вернулся ко мне. Почти сутки миновали с того момента, когда Берк принял свою ужасную смерть.
— Ничего нового, — сказал Найланд. — Похоже, наше неуловимое существо забилось в какую-нибудь недоступную щель и там сдохло.
Я оторвался от своих записей. Между тем Смит, удобно расположившись в плетеном кресле, начал опять загораживаться от мира плотной и ароматной дымовой завесой. А я подобрал исписанный безобразным почерком моего друга (к тому же еще и карандашом!) клочок бумаги, чтобы переписать его в свой исторический отчет и тем завершить очередную главу о последнем преступлении Фу Манчи. Вот что там было:
«Семитское племя Амхарун, родственное фалашам, долгое время обреталось в южной провинции Абиссинии Шоа. Соседи считали людей его нечистыми и отверженными родом человеческим еще со дней правления Менелека, сына Сулеймана и королевы Шебы, от которых они вели свое происхождение. Кроме обычая есть мясо, вырезая его из еще живых животных, за ними числилась еще одна скверность — совокупляться с так называемыми священными бабуинами. Однажды меня проводили к одной хижине на берегу озера Хаваш и показали некое существо… Главной характерной чертой его была совершенно непонятная злобность по отношению к людям и какая-то дичайшая нежность к своим мохнатым собратьям. В обонянии они не уступали ищейкам, а их необычайно длинные передние конечности обладали чудовищной силой. Эти весьма человекоподобные обезьяны не могли жить даже в северных провинциях Абиссинии. Их тут же косила чахотка…»
— Но, Смит, вы мне так и не объяснили, — сказал я, закончив переписывать его листок, — как вы снова напали на след Фу Манчи? Как вы узнали, что мы ошибались, считая его мертвым, хотя он был жив, здоров и деятелен, как никогда.
Найланд Смит поднялся и посмотрел на меня с каким-то загадочным выражением. Затем ответил:
— Да, я действительно не стал вам говорить. А вы все-таки хотели бы это знать?
— Разумеется, — ответил я не без некоторого удивления, — и мне совершенно непонятно, почему это надо от меня скрывать.
— Действительно, непонятно, — подтвердил Смит. — Я надеюсь, — сказал он, как-то странно на меня поглядывая, — что нет сколько-нибудь серьезной причины скрывать это от вас.
— Да что вы все ходите вокруг да около?
— Ну,
И тут он опять как-то замешкался, затем завязал свой кисет и бросил его на плетеное кресло. Затем чиркнул спичкой.
— Итак, я столкнулся с Карамани, — возобновил он свое повествование, часто затягиваясь и пуская облака табачного дыма в потолок.
Я затаил дыхание. Так вот почему он так долго держал меня в полном неведении. Он знал о моих безнадежных и неистребимых чувствах к этой прекрасной и чертовски лицемерной дочери Востока, которая теперь стала, возможно, одним из самых опасных агентов доктора Фу Манчи. Губительность ее магических чар я уже не раз испытал на себе.
— Ну и как же вы поступили? — спросил я совершенно спокойно, барабаня пальцами по столу.
— Совершенно естественно, — продолжал Смит, — с радостным криком к бросился навстречу, протянув ей обе руки. Я приветствовал ее как старого друга, с которым мы давно расстались. Я тут же подумал, с какой радостью вы узнаете, что я нашел вашу пропажу, и уже предвкушал, что вы появитесь в Рангуне с первым же быстроходным судном.
— Ну, а дальше?
— Карамани отпрянула от меня, и в ее взгляде я прочитал такую враждебность, что даже опешил. Ничего хотя бы отдаленно напоминавшее дружеские взаимоотношения, только ненависть и презрение.
Найланд пожал плечами и стал расхаживать взад и вперед по комнате.
— Не знаю, как бы вы, Петри, поступили в подобных обстоятельствах, но я…
— Что вы?
— По-моему, я поступил наилучшим образом. Без лишних слов я сгреб ее в охапку прямо на людной улице и потащил ее к себе домой, хотя она дралась и вырывалась, как маленький демон. Нет, она не визжала, не вопила, ничего подобного, но боролась, как озлобленное дикое животное. Следы этой схватки я до сих пор ношу на теле. И все же я водворил ее в свою контору, которая, на мое счастье, к этому времени оказалась совершенно пустой, усадил ее на стул, а сам стал напротив.
— Продолжайте, — попросил я его глухо. — Что было потом?
— Ее прекрасные глаза жгли меня такой ненавистью, что у меня просто мурашки побежали по коже. И это после того, что мы для нее сделали, после нашей замечательной дружбы и сверх всего после вашей… близости — нет, я отказывался что-либо понимать. Она была одета очень модно, на европейский манер. Говорю вам, все это было настолько непонятно и неожиданно, что в какой-то момент я подумал: вот сейчас проснусь и все кончится. Но, увы, происходящее было столь же реально, сколь реальна была ее враждебность. Все это надо было основательно обдумать, и, после нескольких безуспешных попыток втянуть ее в разговор и не получив в ответ ничего, кроме ненавидящих взглядов, я оставил ее в конторе, заперев дверь на ключ.