Возвращение экспедиционного корпуса
Шрифт:
— Американская эскадрилья «Лафайет» обосновались на западе и какая-то английская — на юге у Экс-ле-Бена, — доложился Федоров, как и ожидалось, единственный сбитый противник оказался на его счету. — Но мне все же удалось разглядеть, что на их аэродромах есть бомбардировщики. Наверняка поезда попытаются разбомбить, а так же дорогу…
Климов кивнул, принимая данные к сведению и соглашаясь с выводами Воздушного казака. Разбомбить составы и дорогу противнику сам бог велел. Что до дороги то ее на данный момент восстановили уже чуть больше половины, но как теперь будет — неясно.
Зенитные пулеметы
Вечером пролетел одинокий самолет, неожиданно выскочив из-за перевала с запада и выбросил пачку листовок и ринулся по прямой на юг.
— Гнида… — сплюнул Федоров. — Дайте я его собью, товарищ полковник?
Михаил понял, что это предатель, коего послали отрабатывать свои «тридцать серебряников».
— Не надо. Не успеете… пока вы его догоните. Он уже будет слишком близко к своим, и вы попадете в засаду. Вы единственный пилот с боевым опытом и терять вас так глупо я не хочу.
Принесли листовку.
— Сволочи…
— Что там? — спросила Елена.
Климов передал ей лист.
— Некто генерал Першинг, предлагает нам сдаться… судить дескать будут только меня….
— Хотят внести раскол, — поняла Извольская.
— Да. Дескать зачем сражаться и умирать, когда можно сдать своего командира, ну и немного в плену посидеть до конца войны…
— И что ты будешь делать?
— Нужно немедленно собрать партактив и Солдатские комитеты.
— И что ты им скажешь?
Чтобы ситуация не вышла из-под контроля, солдаты между собой много до чего договориться могли, Климов сам решил провести собрание Солдатских комитетов, чтобы они уже решили, как быть и объявили решение простым солдатам, кои вынуждены будут согласиться с решением тех, кого сами выбрали в Комитеты.
При этом вмешиваться Михаил в работу этого толковища не собирался принципиально, дескать решайте, я в ваших руках, очень надеясь, что все же члены СДПР встанут за него.
— Перед собственно Солдатским комитетом я выступать не стану, это будет выглядеть как-то неоднозначно…
Елена согласно кивнула.
— А вот членам СДПР расскажу, что это все обман. Американцы просто не хотят, чтобы мы вернулись в Россию и смели их ставленников, в которых они вложили многие миллионы долларов, кои скоро захватят власть и развалят страну на части в угоду своим хозяевам. И эту мысль комитетским пусть донесут активисты.
— А может ну их? Ты командир дивизии… они сами выбрали тебя…
— Нет, моя власть все еще слаба в плане легитимности. Этот съезд, если все пройдет как надо, только укрепит ее, сделав безоговорочной. И если люди сейчас не встанут за меня, то и в самый ответственный момент предадут. И значит я как командир и лидер просто ни на что не годен, о чем узнать лучше сейчас.
— Ладно… давай попробуем…
Михаилу оставалось только похвалить себя, что пока двигались к Лиону, он наскоро просмотрел компромат от Игнатьева на революционеров и потихоньку через актив СДПР пускал в солдатские массы порочащую информацию на самых одиозных личностей, того же Бронштейна-Троцкого.
Так, собственно, и вышло.
Для толковища собрались в тоннеле, для чего многих из активистов СДПР и комитетских перевозить лодках благо по берегу Роны хватало мелких деревушек.
— Итак, все мы знаем о предложении американцев сдать им товарища полковника в обмен на жизнь, но с заключением под стражу до конца войны, — взял слово председатель Солдатских комитетов прапорщик Котов, но при этом не член СДПР, а анархист.
— Да пошли они к такой-то матери! — вскочив на ноги, воскликнул Родион Малиновский. — Подумайте браты, сколько бы нас полегло не уведи РОД товарищ полковник с фронта?! Да все бы там и полегли! Сами из газет уже знаете, что на наш участок не одна немецкая армия нацелена была, а несколько. Никто бы не ушел! И сейчас нас хотят загнать обратно с немцем драться.
— Так вроде ж о мире заговорили? — обронил один из комитетских тоже не входящих в СДПР. — Сам газеты нам читал… Перемирие и значит боевым действиям конец…
— Ха! Американские буржуи не для того столько денег, многие мильены, вбухали в военную промышленность, чтобы ее так просто закончить не получив прибылей. Они ведь только-только свою промышленность раскрутили, стали делать пушки, пулеметы и боеприпасы, а тут бац и войне конец! Вот увидите этот Блюм сейчас начнет хвостом вилять прижатый к стенке американскими банкирами. Так что вполне можем оказаться на передовой, при этом нас разобьют на отдельные полки, чтобы мы больше не моли представлять собой опасность и пошлют в самые жестокие атаки. Остается только надеяться, что французы все-таки устали от войны настолько, что решат поступиться многим, чтобы ее закончить и скинут эту политическую проститутку…
Солдаты еще погудели обсуждая варианты действий, но в конечном итоге благодаря тому, что большинство комитетских все-таки являлись активистами СДПР, сошлись на мнении, что верить буржуям, кои хотят разделить Россию на колони, нельзя, а значит выдавать полковника никак не можно.
Климов, услышав решение, выдохнул с облегчением, хоть и постарался скрыть это за маской уверенности. Так-то сдаваться он и не думал, даже при ином раскладе, но при этом должен был пойти на риск и дать возможность решить свою судьбу именно Комитетским, чтобы солдаты видели, что от них тоже что-то зависит, что полковник не очередной тиран, а значит и доверия теперь к нему будет еще больше, что очень немаловажно в дальнейшем.
Кроме того, в пользу Климова сказался еще один момент, который он несколько упустил из виду и осознал лишь чуть позже в очередной раз проходя мимо составов по своим делам и отвечая на доброжелательные приветствия солдат, а именно фактор Лидера или даже Вождя.
Дивизия, после всего произошедшего, да в условиях враждебного окружения и чужбины начала незаметно, но стремительно мутировать из воинского подразделения с формальным подчинением старшим по званию в нечто иное… не то, чтобы в банду, но что-то в такое полуформальное, вроде казачьего войска, как оно формировалось изначально после перехода от чистых разбойных шаек в нечто более организованное.