Возвращение к началу Книга 10
Шрифт:
– Вы же ему наставник, и, следовательно, должны желать лучшего. Ему тяжело здесь. Очевидно, - сказала она задумчиво растягивая слова, чтобы они не звучали обвинением.
– Он мне больше брат. Я наставляю его, потому что мы дружны, а не потому что я авторитет для него. Порой мне так казалось, но появление странника продемонстрировало, насколько я не прав.
– Я не склонен менять местные правила. Но, по моему скромному разумению, разве Гай не в праве выбрать свою судьбу?
– И стать бродягой, - презрительно выдохнул Доионис.
– Вы жестоки. Вы виновник его изоляции, изгнания и желаете ему одиночества.
– Вы меня обвиняете?
– не смогла она сдержать улыбку.
– Выходит, что вы за
– А разве не по повелению отца? Не он его сюда отправил?
– Эл так остро ощутила, что права. Вопрос, главное услышать от него вопрос, ответ мелькнет. Монту так же пользовался ее памятью, а теперь она…
– Да!
– с вызовом воскликнул Доионис.
– Чтобы исправить то, что вы натворили.
– Я не понимаю.
Доионис сказал с тоской в голосе.
– Это вы породили в Гае желание стать таким, как вы. А он по природе своей не приспособлен для этого. Он слуга других устоев.
– Он Хранитель. Я знаю.
– Ему не стать Хранителем, все, что его ждет - служить закону так, как его тут научат.
– Доионис, вы уже служили где-нибудь?
– Нет. Я усердно учусь этому.
– Чему?
– Я буду трактовать законы.
Она тихо засмеялась, представив картину.
– Гай? В роли трактователя законов?
Доионис едва не вскипел, вскочил и встал в позу. Она опять сделала жест в его сторону, и он его уловил в темноте, замер.
– Не трудитесь ругать меня, - сказала она мягко.
– Вы тем самым можете добиться того, что я выполню данное Гаю обещание. Вам лучше пойти отдыхать. Прошедший день здешним обитателям дался нелегко.
– Вы гоните меня?
– Не хочу, чтобы вы от переизбытка чувств, сказали, что-то лишнее, а потом жалели об этом. Ваши речи меня не обидят, но заденут Гая. Остановитесь, это разумно.
Доионис оставался в своей позе, постепенно всплеск прошел, он опустил плечи и молча ушел. Эл подождала, пока его шаги стихнут.
– Гай, - совсем тихо позвала она.
Из-за угла высунулась голова.
– Он ушел?
– раздался шепоток в ответ.
– Как ты узнал, что я не уйду?
– Догадался.
– Она закрыла лицо руками и засмеялась, шепча в ладони.
– Лисий хвост.
Все это напоминало ей детство. Кажется, Гая тоже не возможно отвадить, если он чем-то увлекся.
В образе пылкого, свободолюбивого и бесшабашного юноши, каким был Гай, видение разворачивало перед ней некую картину, состоявшую из подсказок. Это был тот самый момент, ради которого она решилась на авантюру с ядом. Теперь бы не потеряться, не упустить сути. Она видела Гая в темноте силуэтом и представила Димку. Теперь ей опять захотелось так называть друга, детским именем. Ей предстоит постичь секрет их тесной связи. Мир откликнулся на ее поиски и мучения чистым образом юноши в этом схожем с античностью антураже. Все складывалось так, что простым наблюдателем ей в этой ситуации не быть. От нее требовалось ответить за то, что сформировало какой-то аспект судьбы Гая. Она была готова принять обвинения Доиониса, зная свою способность влиять на судьбы, но пылкий обвинитель кипел изнутри вовсе не праведным гневом, а ревностью, о которой ее осторожно накануне предупредил наставник.
Гай выскользнул из-за угла и оказался рядом.
Она сняла с плеча покрывало.
– Накинь, замерзнешь.
Гай дрожал, только зубами еще не стучал. Он взял накидку, укутался и сел на ступени. По его решительным движениям легко заключить, что уходить он не собирался.
– Проложим разговор. Нас прервали, - предложил он.
– Ты сказал, что заболел.
– На самом деле меня отравили. Я же из народа, который очень живуч, и искусство медицины у нас высочайшее. Но как показало расследование, проведенное отцом, отраву составили где-то в другом
– Меня, - мелькнула и вырвалась наружу ее догадка.
– Я был в сознании, когда вы спорили. Я притворился. Вы долго и яростно спорили у моего смертного ложа, а я ждал мгновения, когда умру и перестану слушать голос отца. Мне было плохо и от яда и от его отчаяния.
– Ты всегда остро чувствовал.
– Да. Помню, что ты отказывался. Твоих предупреждений отец не слушал. Ты пытался донести до него, что твое вмешательство будет необратимым для меня. Отец раскаивался, считая потом, что должен был отдать меня, позволить умереть, как мне полагалось. Он обронил однажды, что принес меня в жертву своим порывам. Я разозлился на него. Он был уверен, что я пришел для того, чтобы водить его легионы, устанавливать порядок его волей. Служить закону. Все это было очень благородно в его понимании, возвышенно. А я рос мальчишкой, которому были ближе миросозерцание и поэзия.
"И бабушкины плюшки", - мелькнула у нее мысль.
Да уж, в детстве Дмитрий воителем не был, дрался редко, слыл, скорее, тюфячком. Ему доставляло удовольствие защищать ее. Их любимая беседка на отшибе от домов в скверике помнит десяток дуэлей, которые он затевал в ее защиту. Димка был бит и не однажды. Его бабуля виноватых не искала, но и уговоры отдать внука в секцию бокса отвергла решительно.
Она стояла и сквозь силуэт на ступенях видела пухленького Димку с булочкой в руке и фингалом под глазом.
Гай рассказывал, рассказывал, сосредоточенно вспоминая прошлое, с детской скрупулезностью, описывая ненужные подробности, вспоминая, возвращаясь назад, потом забегая вперед, опять возвращаясь. Память у него была замечательная.
Из его рассказа она поняла, что его отец был высоким чином в какой-то системе цивилизаций, одну из них он возглавлял и был приближенным местного владыки. Гаю была уготована роль наследника, так как к тому времени в его среде ввели закон родового наследования. Что пошло не так. Гай этого из детских воспоминаний не извлек. Он сказал, что понадобилось вмешательство извне силы, отличной он общей волны цивилизации. Ее предшественник, существовавший задолго до появления в мирах Валькара и до забвения, по имени Бариэль, именуемый странником, отозвался на зов.
Гораздо позднее, когда уже были внесены изменения, отец Гая неожиданно оказался в стане изменников, его реформы были с родни цивилизационному перевороту и сродни захвату власти. Гай почему-то помнил долгие дискуссии и обсуждения вариантов выхода из кризиса, из чего следовало, что странник отнюдь не праздно посещал миры, он еще и участвовал в неких созидательных и разрушительных процессах. Отец Гая был осужден как предатель, но перед этим случилась череда событий. Гая пытались убить и погиб бы, если бы не странник, который уступил мольбам отца и вылечил его. История тут же напомнила Эл случай с Мейхилом в ее мирах. С Гаем вышло так же. Получив несвойственную его существу энергию, которая победила смерть, Гай стал испытывать тягу к скитаниям, его интересовали вопросы далекие от управления и политики, а самое удручающее - он ни на шаг не отходил от своего спасителя, детское воображение Гая сотворило из странника объект для поклонения и образец для подражания. Радость отца от обретения ребенка быстро превратилась в трагедию. Гай заявил, что не желает прежней судьбы и намерен стать странником. Результатом стала ссора его отца с Бариэлем. От мольбы до гнева, от уговоров до приказа. И вот спаситель был выдворен из мира Гая, напоследок, пообещав расстроенному мальчику, что они увидятся снова. Странник ушел. А отец настоял на отправке Гая в это загадочное заведение, устройство и функции которого к концу подробного рассказа у Эл уже не было сил узнавать. Поступок отца был актом защиты сына. Он погиб, когда Гай уже был здесь.