Возвращение магии
Шрифт:
В странном оцепенении Маккенна побрел к задней террасе, спотыкаясь и чувствуя головокружение… без сомненья, именно так чувствовал себя Гидеон Шоу, когда, напившись, тонул в бушующем океане. Представляя себе эту ночь, Маккенна всегда рисовал себя полностью владеющим собой. У него был большой опыт с женщинами, он знал, как удовлетворить свои собственные сексуальные нужды и заставить откликаться партнершу. Он точно знал, что собирается сделать с Алиной, и как эта сцена будет разыграна. А потом Алина все изменила.
Усевшись за уличным столиком в тени, Маккенна обхватил голову руками и закрыл глаза.
Девственница… черт бы ее побрал. Черт бы побрал ее за чувства, которые она в нем пробуждала: смущение, подозрение, желание защитить и сексуальный голод. Он готов был поставить последний цент, что к этому времени у нее были десятки любовников.
И проиграл бы.
Маккенна сильнее сдавил голову ладонями, словно хотел раздавить предательские мысли. Она больше не была девушкой, которую он любил когда-то, решительно напомнил он себе. Той девушки никогда не существовало. И, тем не менее, оказалось, что это не имеет значения. Алина была его проклятием, его роком, снедающим его желанием. Он никогда не прекращал хотеть ее, неважно, что она сделала, неважно, сколько океанов и континентов разделяло их по его вине.
Господи… сладость ее тела, такого тесного и теплого вокруг него… соленый свежий запах ее кожи, ароматная мягкость ее волос. Он чувствовал, как теряет рассудок, овладевая ею, и у него в голове даже не возникло мысли отступить в момент оргазма. Она могла забеременеть от него. Эта мысль наполнила его примитивным удовлетворением. Увидеть ее беспомощной, с большущим животом, захваченную его семенем, во всем зависящую от него… да, подумал он мрачно. Он хотел наполнить ее своей плотью, приковать ее к себе цепями, которые ей никогда не удастся разорвать. Алина еще не поняла, но она никогда не освободится от него – или от его желаний.
– Какой убийственно скучный вечер, - кисло заметила Сьюзан Чемберлэйн, сестра Гидеона Шоу. Они только что вернулись с ярмарки, оставив празднество, как раз в разгар веселья. По всей видимости, провинциальные развлечения, вроде чтения будущего по руке или выступления акробатов и пожирателей огня, или распитие местного вина из бузины, было не для таких привыкших к излишествам людей как Шоу и их родня.
– Да, - поддержал ее муж, мистер Чемберлэйн, - боюсь, ощущение новизны от общения с деревенщинами проходит довольно быстро. Лучше проводить время одному, чем якшаться с людьми, у которых не больше ума, чем у овец или коз, которых они пасут.
Раздраженная его снобизмом, Ливия не смогла сдержать колкость. – Тогда вам повезло, мистер Чемберлэйн. С таким отношением, вы уж точно будете проводить очень много времени в одиночестве.
Чемберлэйны уставились на нее, а Гидеон Шоу открыто расхохотался ее дерзости. – Мне понравилась ярмарка, - сказала он, его голубые глаза сверкнули. Он бросил взгляд на Сьюзан. – А ты, похоже, забыла, сестренка, что у многих из этих так называемых деревенщин родословная лучше чем у Шоу.
– Как я могла забыть? – резко спросила Сьюзан Чемберлэйн. – Ты же постоянно мне об этом напоминаешь.
Ливия закусила губы, чтобы не засмеяться. – Полагаю, я оставлю вас. Желаю всем спокойной ночи.
– Не сейчас, - мягко сказал Шоу. – Ночь еще только началась, миледи. Не сыграть ли нам разок в карты или партию в шахматы?
Она улыбнулась и прямолинейно спросила, - Вам нравится играть в игры, мистер Шоу?
Он посмотрел на нее обворожительным взглядом, но тон его был таким же невинным, как и у нее. – Все без исключения.
Ливия прихватила зубами нижнюю губу в той особой манере, которая всегда вызывала у Эмберли желание сказать, как она восхитительна. Как странно – она не делала этого сознательно уже так много времени. Это заставило ее понять, как сильно ей хотелось привлечь внимание Гидеона Шоу.
– Я никогда не играю, если не уверена в своей победе, - сообщила она ему. – Поэтому я предлагаю прогуляться по портретной галерее, и вы сможете увидеть моих предков. Вам может быть интересно узнать, что наше семейное древо может похвастаться пиратом. Довольно безжалостный малый, как мне рассказывали.
– Так же как мой прадед, - заметил Шоу. – Хотя мы вежливо называем его морским капитаном, он делал вещи, которые заставили бы и пирата покраснеть от стыда.
Его сестра Сьюзан издала какой-то задушенный звук. – Я не пойду с вами, леди Оливия, поскольку очевидно, мой брат намерен при каждой возможности поливать грязью своих предков. Одному Богу известно, зачем.
Ливия попыталась подавить волну удовольствия от перспективы снова остаться наедине с Шоу, но предательский румянец залил щеки.
– Конечно, миссис Чемберлэйн. Еще раз спокойной ночи.
Ответные пожелания Чемберлэйнов, если они что-то и ответили, были какими-то невнятными. И Ливия в любом случае не расслышала бы их: уши ее наполнил грохот ее сердца. Она задавалась вопросом, что они подумали, когда она отправилась куда-то с мистером Шоу и без компаньонки, а затем в приступе счастливого эгоизма подумала, что это не имеет значения. Ночь только начиналась, и впервые за долгое время она почувствовала, что и ее жизнь тоже только начинается.
Показывая Шоу путь к портретной галерее, Ливия бросила на него озорной взгляд. – Нехорошо с вашей стороны так дразнить вашу сестру, - строго сказала она.
– Это долг каждого брата – мучить старшую сестру.
– Вы выполняете свой долг с впечатляющей добросовестностью, - сказала она, и его улыбка стала еще шире.
Они вошли в длинную, узкую портретную галерею, где в шесть рядов до потолка висели картины, не для того, чтобы продемонстрировать искусство, но чтобы похвалиться аристократическим наследием. В дальнем конце галереи, стояла пара огромных средневековых тронных кресел. Спинки кресел были восемь футов в высоту, а сиденья прикрыты подушками, которые ухитрялись быть более жесткими, чем доски. Для Марсденов, физический комфорт был гораздо менее важен, чем тот факт, что троны датировались шестнадцатым веком и свидетельствовали о том, что их родословная гораздо меньше подверглась иностранному влиянию, чем даже родословная нынешнего монарха.