Возвращение под небеса
Шрифт:
Я закрыла глаза и так сильно зажмурилась, что у меня под веками заплясали ярко-оранжевые дуги, замелькали белые круги. Меня скрутило, словно пружину: всё досконально, всё, что было у меня внутри, съёжилось от неимоверно горького яда печали.
Какая-то мысль пронеслась мимо меня, и я за неё зацепилась. Если представить, что завтра всё повторится, то есть Дэн и его сволочи снова нападут на меня в переулке и изобьют, что мне делать, если я полуживая смогу вернуться домой?
«Раньше, когда такое случалось, ты был дома или прибегал домой, узнав о том, что произошло. Ты просто был рядом со мной. Помогал мне не умирать от боли после этих побоев, не рыдать от гнева
Но что мне делать теперь, отец? Что мне делать теперь?...
Десять лет назад, когда умерла мама, ты тоже был со мной рядом, но сейчас я осталась одна. Мне больше не к кому пойти, не у кого просить помощи, не у кого просить поддержки. Я осталась одна на своём маленьком кораблике, идущем по бушующему морю куда-то в неизвестность. И возможно завтра, а возможно и через год, залатанные выщербленные бока моей посудины с треском разломятся сначала от пробоин, а потом и под сокрушающей силой тех страшных волн, что так мстительно мечтают о моей смерти.
Теперь мне придется одной возвращаться в мир под небом. Без тебя…»
Я, кажется, куда-то падала, исчезала.
Мне было сложно вдыхать пыльный воздух, и было больно его выдыхать. Глаза застилала пелена из слёз. Эти невыносимые, горькие слёзы обжигали мои щёки, душили меня, мучили.
Слабым движением я стащила со спинки дивана аккуратно сложенную футболку моего отца, и медленно, как во сне, поднесла её к лицу, уткнулась носом в мягкую ткань и глубоко вдохнула запах лекарств и папиного одеколона. Всё потемнело. В одну секунду весь мир разлетелся на мелкие осколки, а сердце сжалось и оборвалось в моей груди.
Я зажмурилась от дикой, невыносимой боли, проткнувшей меня насквозь, наружу прорвались рыдания.
***
Я больше не могла находиться дома. Двенадцать часов одиночества в доме моего ныне покойного отца сделали своё дело - меня выжало как лимон. Только слёзы, горечь утраты и скорбь. Всё.
Вечером я отправилась блуждать по городу. Плевать мне было на опасность, на Сухонина и на его компанию. На всё плевать. Я блуждала по улицам из стороны в сторону, смотрела по сторонам, пыталась цепляться вниманием за детали. Уже вскоре я оказалась в далеких закоулках городских улиц. Юго-восточный квартал сегодня был безмолвен и тих, только грохот техники и писк аппаратуры мешались в завывании затхлого ветра. Пейзаж был привычным: длинные полоски ламп помигивали над каждым из окон ровных одноэтажных строений, фонари, как и стены зданий, поросшие красным мхом, жужжали над моей головой. Бочки же блестели масляными пятнами рядом с ветхими деревянными ящиками.
Пахло дымом и смолой.
Я подошла к приоткрытой двери второго подъезда, проскочила внутрь и, после того как глаза привыкли к полутьме технических помещений инженерного центра Адвеги, поднялась по лестнице на один пролёт выше.
На маленьком квадратике лестничной клетки, пропахшей сигаретным дымом, царила всё та же полутьма. Жужжащая лампочка помигивала под потолком. В углу, как и всегда, пылилось выцветшее зелёное кресло, а на грязном подоконнике с наглухо заколоченным окном стояла круглая пепельница из стекла.
Это было ни чем не примечательное место, но я частенько приходила сюда, когда мне хотелось о чём-то поразмышлять или просто побыть одной. В этом подъезде редко сновал народ, так как внизу, на подвальном этаже находился запасной вход в рабочую зону города.
Вздохнув, я сняла ботинки и забралась в скрипучее кресло с ногами. Откинув голову на спинку, я отвернулась к тёмно-синей стене и зажмурилась. Моё сердце сжалось, и горячие слёзы снова хлынули из глаз. Горячие и горькие.
Не знаю, сколько времени я просидела здесь, поглощенная своими мыслями и переживаниями, но моя печаль не истощалась, слёзы не заканчивались. Этого и не могло случиться.
Хлопнула дверь. На мгновение я услышала стук колес на рельсах и скрежет металла, сменившийся грохотом движущихся вагонов. Там внизу, куда вела лестница, каждый день и каждую ночь рабочие Адвеги загружали вагоны углём, водой, деревом и другими материалами, необходимыми для обеспечения жизни в городе. После укомплектовки вагоны перегонялись в другие зоны города, где их разгружали, а утварь, еду, сырье доставляли в другие районы города - туда, куда необходимо.
Иногда я ходила на нижние уровни. Мне нравилось смотреть на вагоны. Ещё изредка заходила к Рожкову, который почти всё своё рабочее время проводил внизу.
Услышав шаги на лестнице, я сжалась от напряжения. На самом деле, я сейчас могла бы вскочить с места и уйти, но хандра отбивала у меня всякое желание двигаться. Беспокойно отведя взгляд, я поёжилась от неприязни: на лестничную площадку, где я сидела, вышла Ирка Цветкова. Девушка была одета в выцветший синий комбинезон и клетчатую рубашку. Её светлые кудряшки торчали из-под красной косынки, щёки раскраснелись, глаза блестели из-за слёз.
Внутри меня всё клокотало от тревожных переживаний. Нет, мы с Цветковой уже не воевали. Она оставила меня в покое, после того, как две недели назад ушла из компании Дэна. Я не была в курсе, что там произошло, знала только, что теперь Ирка вообще никак не контактировала ни с кем из шайки Сухонина, даже со своим братом.
В любом случае, после того, как Цветкова рассталась с Дэном и его шестернёй, она перестала меня задирать и просто игнорировала с долей здорового презрения. Я же в свою очередь старалась побыстрее пробегать мимо неё, не привлекая внимания - мне на всю жизнь хватило впечатлений от наших с ней стычек.
Я не особо удивилась тому, что Ирка сейчас, как и я, была вся в слезах: у неё в последнее время были сплошь проблемы. Она же уже довольно давно была в отношениях с главным помощником Рожкова, который был старше её на двадцать лет. Надо знать, что из-за этого в Адвеге про Цветкову ходили те ещё слухи. И про неё, и про него. И про них вместе. В общем, мне была знакома её ситуация - про меня постоянно по Адвеге ходили самые разные и самые отвратительные слухи. Спасибо Дэну.
Только я вот уже пережила всё эту эпопею, просто смирилась и привыкла, а Ирка застряла как раз в самом разгаре страданий. В последнее время она была совсем плоха: постоянно ходила бледная и несчастная.
Что-то чиркнуло. Цветкова пыталась прикурить мятую сигарету, держа зажигалку в дрожащей руке. Я отвернулась, подумав, что надо бы всё-таки найти силы убраться отсюда. Иркина зажигалка подлетела к моему креслу, остановив поток беспокойных мыслей. По всей видимости, зажигалка просто вылетела у неё из рук. Я скорее на автомате подхватила её, посмотрела на Цветкову, и удивленно замерла. Девушка стояла у стены и навзрыд рыдала, в одной руке держа сигарету, другой закрывая лицо.