Возвращение под небеса
Шрифт:
– Я тоже, Михаил Георгиевич. – Мы с Соболевым обнялись. – Вы там с ребятами….будьте осторожны.
– Будем, - выпуская меня из объятий, ответил Соболев. – Никуда не денемся. Ты, главное, береги себя. Привет Веберу.
– Передам.
Мы попрощались. Вот так легко, с надеждой. Через два года увидимся. Верю в это без всяких сомнений.
Соболев ушёл к группе своих ребят, укладывающих вещи и провизию в небольшие джипы, стоящие у входа в метро, а я повернулась и направилась к одной из квадратных клумб, поросшей красным мхом и вьюном. Усевшись на бортик
Вебер появился через минуты три. Сел прислонившись спиной к моей спине, щелкнул зажигалкой. Ветер, кажется, даже как-то затих, а тепло стало ещё слаще.
– Ну что? Обратно отправимся завтра?
– Думаю, да. Спешить нам некуда, - усмехнулся Вебер. – Теперь. Надо бы нам с тобой хорошенько отдохнуть. После всех наших приключений-то.
– Я только «за»! – обрадовалась я. Мечтательно улыбнувшись, добавила: - А, знаешь, я чувствую, что сегодня нам предстоит чудесный день…
– Нам предстоит ещё много дней, Машка, - ответил Вебер. И тоже улыбнулся, я слышала по голосу. Вебер подхватил мою руку и сжал в своей ладони. – И все они будут чудесными.
Эпилог
Это были самые красивые из всех тех цветов, которые я смогла найти на мёртвых землях. Они были белыми, с мягкими лепестками и нежными листьями. Я нашла их у воды, у маленького чистого ручейка, пробегающего неподалеку от илистого озера у леса. Я поёжилась. С тех пор, как меня оставили одну у могил, прошло минут десять, а мне показалось, что целый час.
Выдохнув, я вложила всю свою скорбь, все светлые воспоминания и всю любовь в свою молитву, открыла глаза и посмотрела на серый камень постамента, куда мне и следовало возложить цветы.
– Очень люблю… и очень скучаю, - прошептала я, медленным и осторожным движением, устраивая букет на постаменте, слишком строгом и холодном.
Развернувшись, я направилась обратно, аккуратно обходя мерцающие под ногами лужи. Гравий хрустел под ногами, грязь была слишком вязкой.
Слёз больше не было, только молчаливая печаль, глухое отчуждение.
Прогулявшись по привычным мне городским улочкам, ныне без всякого намёка на страх, я свернула в переулок и остановилась у покосившегося фонаря.
Вебер стоял, облокотившись на стену одного из домов, и разговаривал о чём-то с Эдуардом Валентиновичем, периодически призывая взглянуть на выкрутасы Рекса и Декстера, которые всё никак не могли поделить какой-то старый ремень. Где они его только нашли?..
– Эй, ну ты как, малыш? – подходя ко мне и обнимая, спросил Саша. Он поцеловал меня в лоб, и я улыбнулась.
– В порядке. – Кивнула я.
– А вообще, Машка, имя-то теперь как твоё красиво звучит, - поучительно сказал Рожков, покачав указательным пальцем. – И раньше красиво, а сейчас, будто бы в книге какой-то про самые старые времена… Мария Вебер…
– Вот и я о том же, - добавил Саша, беря меня за руку. – Красивей не бывает.
Я смущенно улыбнулась и опустила лицо, утыкаясь носом Веберу в плечо. Он посмеялся, Рожков тоже.
– Спасибо, Эдуард Валентинович, - снова глядя на Рожкова ответила я. – Вам вот за комплимент. А мужу спасибо за красивую фамилию…
Рожков покачал головой, с умилением глядя на нас с Вебером. А Эдуард Валентинович ведь почти не изменился. Впрочем, прошло-то времени всего ничего.
– Эх, Машка, знала бы ты, как Лёнька расстроился, что ты замужем теперь.
У меня вытянулось лицо. У Вебера тоже. Не сдержав нервный смешок, я прочистила горло и с нескрываемым удивлением уставилась на Рожкова:
– Э, Лёнька? Это который, помощник Ваш?
Вебер посмотрел на меня с подозрительным прищуром, но я и виду не подала, что заметила. Рожков кивнул.
– Он, он, Машенька. – Эдуард Валентинович вздохнул, глядя куда-то в сторону, почесал седой затылок. – Ну, он уже давно по тебе страдает. Лет пять, наверное, как. Всё боялся признаться. Я уж тогда и не знал, что с ним такое происходит. А он выдал мне вот. Ещё до твоего побега дело-то было…
– О… даже…так, - только и смогла сказать я, вспоминая паренька года на три меня старше, с взъерошенной шевелюрой и вечно прыщавым лицом. – Никогда бы не подумала. Он и вида не подавал.
– Не подавал, - ответил Рожков. – Сухонинского сынка боялся, что загнобит его и тебя заодно, если узнает.
Ну да. Дэн и без поводов слухи пускал. А тут целое раздолье. Впрочем, Лёня, конечно, хороший, но… нет. В любом случае. Просто удивительно, что всё это вот так вот открылось вдруг.
– Так что… сидит теперь, страдает. Как на работу выгнать не знаю, но способ найду.
Я удивленно вскинула брови. Честно говоря, я была в таком ступоре, что даже и не знала, что сказать.
– Кхм… Всё-таки… пусть не страдает, - осторожно ответила я.. – Я бы всё равно… Ну… В общем, сомневаюсь, что у нас могло быть с ним будущее.
Потёрла запястье, развела руками, мол, ну, извините. Рожков отмахнулся.
– Да я-то знаю, чего там. Говорил ему уже, чтобы успокоился. Ничего. Придёт в себя, не развалится. А невесту найду ему. Тем более, теперь-то всё иначе. Сухонин-старший под домашним арестом, детки его сбежали, в городе всё досканально поменялось. Да и вообще с тех пор, как Захаров стал управителем – тишь да гладь. Люди хоть дышать свободнее стали. Вот, ей-богу, как мор спал…
– Так ведь и не слышно про них ничего? – спросила я, останавливаясь неподалеку от нашего с родителями дома. Я собиралась показать Веберу место, где жила столько лет, и заодно забрать все свои вещи, которые оставила здесь. – Про Дениса с Настей?
Рожков нахмурился и качнул головой.
– Сначала ничего слышно не было. Вообще. Те из наших, кто в Тверском теперь сидит и слухом не слыхивали. А потом кто-то что-то начал поговаривать, будто бы были они на днях в Тверском, да ушли на север куда-то. Вот уж не знаю. – Рожков помолчал, потом вдруг удивленно добавил: - Ох, Машка, забыл совсем… Держи-ка ключ.