Возвращение русской гейши

Лазорева Ольга

Я приблизилась и тихо спросила:

— И где твоя чудодейственная мазь? А то комары сейчас съедят принцессу.

Стас торопливо открыл тюбик и осторожно начал намазывать мои плечи, потом спустился ниже. Когда его пальцы коснулись моих сосков, я не выдержала и тихо застонала, закрыв глаза. Пальцы сжали мою грудь и начали медленно ласкать. И вот горячие губы припали к одному соску, затем к другому. Я обхватила Стаса за талию и прижалась к нему, чувствуя прилив желания и необычайную и странную для меня нежность.

Когда он опустил меня на все еще теплый песок и развел ноги, я с изумлением увидела, что он достает презерватив, и отвернулась.

«Надо же, заранее подготовился, — подумала я, и на душе стало немного неприятно. — А может, они у него

всегда при себе? Все-таки врач, хоть и ветеринар».

Но когда довольно длинный и толстый член с размаху вошел в меня, я забыла обо всем и просто отдалась ощущениям, наслаждаясь жарким ясным вечером; мириадами зажегшихся звезд, льющих свой свет на мое запрокинутое лицо; теплым шершавым песком под голой спиной; горячей тяжестью тела, навалившегося на меня; и беспрепятственно входящим и быстро движущимся во мне членом.

Потом мы долго плавали, разбивая телами лунную дорожку и беспричинно смеясь. Я вернулась домой за полночь, прошла через огород и осторожно открыла дверь незапертой калитки во двор. Затем проскользнула в дом. Судя по тишине и темноте, все давно спали, и это меня немного успокоило. Я забралась на свой топчан, спихнув Тимофея, и закрыла глаза, счастливо улыбаясь.

Плачете ка лугу.

Словно вам тоже знакома,

Цикады, тоска любви?

Если б могли ответить,

Я бы спросил у них.

Сайгё

На следующее утро все встали, как обычно. И никто мне ничего не сказал, словно и не заметили, что я отсутствовала допоздна.

«А может, и правда не заметили? — предположила я. — Хотя дом был открыт».

Я не стала сама затрагивать эту тему и вела себя как ни в чем не бывало. После завтрака мы, кроме отца и деда, пошли в лес за ягодами. В сосновом бору находились огромные земляничные поляны, и мы долго собирали красные крупные ягоды, передвигаясь на корточках. Я наелась до оскомины и села на землю, привалившись спиной к толстому стволу огромной сосны. Чувствуя приятную усталость, закрыла глаза, и в памяти мгновенно всплыло лицо Стаса.

«Он все-таки очень симпатичный парень, — лениво подумала я и улыбнулась. — Приеду в Москву и буду вспоминать его как приятное летнее приключение. К тому же он мне помог осознать, что я абсолютно здорова. А это — главное! Тень сомнения, что я могу заниматься сексом только с господином Кобаяси, омрачала мое выздоровление», — попыталась я оправдать себя.

— Устала, Танюша? — услышала я голос мамы и открыла глаза.

— Немного с непривычки, — ответила я и встала, поправляя сползший на лоб платок.

— И не выспалась, — лукаво добавила она, и я невольно покраснела.

— С ребятами загулялась, — ответила я.

— До трех ночи, — заметила мама.

— Ага, — легко подтвердила я, подхватывая ведерко, почти доверху заполненное земляникой.

После обеда бабушка и мама взялись перебирать ягоды, чтобы подготовить их для варки, а я вышла во двор, не зная, чем заняться. Купаться почему-то не хотелось. А может, я просто боялась нечаянной встречи со Стасом. Я вышла в огород, чтобы вырвать пару морковок, и увидела деда, сидящего на скамейке у колодца со своей неизменной трубкой.

Я обрадовалась и тут же подсела к нему.

— Что, стрекоза, — сказал он и улыбнулся, — устала ягоды собирать?

— Ага, — ответила я и прижалась к его плечу, как в детстве.

Потом улыбнулась и тихо попросила:

— Деда, расскажи про «Масу».

Он развернулся ко мне и рассмеялся, выпустив трубку изо рта.

— Что, все еще не забыла сказку про Аматэрасу?

— Конечно, нет!

— Хорошо! Только вкратце. У Аматэрасу, богини Солнца, был брат Сусанно-о, бог Урагана, — начал рассказывать дед. — И вот отец разгневался

на него за плохое поведение и решил изгнать с неба. Сусанно-о захотел попрощаться с сестрой и сообщить ей, что уходит в Страну мертвых. Но поднимался он к ней на гору с таким грохотом, тряской земли и разрушением людских жилищ, что Аматэрасу испугалась и спряталась в грот на своей горе. Сразу наступила тьма на земле, и злые духи повыползали из своих убежищ. Собрались боги и стали решать, как им выманить Аматэрасу и вернуть свет на землю…

Из голубой тетради с изображением розовых цветов сакуры на обложке:

…Густоветвистые деревья Масакаки с небесной горы Кагуяма, выкопав с корнями, к верхним веткам прикрепили длинные нити со множеством магатама, на средние ветки навесили большущее зеркало, к нижним веткам подвесили белые, голубые лоскуты нигитэ, и все эти различные вещи бог Футодама-но микото благоговейно, для преподношения, держал, а бог Амэ-но коянэ-но микото сильное молитвословие благоговейно вознес, а Амэ-но-тадзикара-о-но микото — Небесный Бог-Муж Могучих Рук — у двери притаился, а Амэ-но-удзумэ-но микото — Небесная Богиня Отважная, рукава подвязав лозой, с небесной горы Кагуяма, из небесной лозы Сасаки сетку кадзура сделав, листья Саса с небесной горы Кагуяма пучками связав, пустой котел у двери Небесного Скалистого Грота опрокинув, ногами с грохотом колотя, в священную одержимость пришла и, груди вывалив, шнурки юбки до тайного места распустила. Тут Равнина Высокого Неба ходуном заходила — все восемьсот мириад богов разразились хохотом. Тогда Великая Священная Богиня Аматэрасу-но оо-ми-ками, странным это сочтя, дверь Небесного Скалистого Грота чуть приоткрыла и молвила изнутри: «Я сокрыться изволила, из-за этого Равнина Высокого Неба вся погрузилась во тьму, да, я думаю, и Тростниковая Равнина — Серединная Страна тоже вся во тьме. С какой же стати Амэ-но-удзумэ потешает, да и все восемьсот мириад богов хохочут?» — так молвила. Тогда Амэ-но-удзумэ сказала: «Есть высокое божество, превосходит тебя — богиню. Вот и веселимся-потешаемся» — так сказала. А пока так говорила, боги Амэ-но коянэ-но микото и Футода-ма-но микото, то зеркало принеся, Великой Священной Богине Аматэрасу-но оо-ми-ками показали, и тогда Великая Священная Богиня Аматэрасу-но оо-ми-ками еще больше в удивление пришла, постепенно из двери вышла-выглянула, и тут тот бог Амэ-но-тадзикара-о-но микото, что у двери притаился, взял ее за священные руки и вытащил, а бог Футодама-но микото тут-то веревку-заграждение позади нее и протянул и сказал: «Отныне возвращаться туда не изволь» — так сказал. И вот, когда Великая Священная Богиня Аматэрасу-но оо-ми-ками выйти изволила, тут и Равнина Высокого Неба, и Тростниковая Равнина — Серединная Страна сами собой озарились светом…

«Кодзики»

Закончив рассказывать, дед неожиданно усмехнулся:

— А ведь танцующая богиня Удзумэ разделась практически донага. Я это никогда не акцентировал, ведь ты была мала. Но знаешь, Таня, я часто думал, когда читал «Кодзики» в школе, именно об этом моменте. Представляешь, как давно существовал «тёнкина»?

Я с нескрываемым изумлением воззрилась на него.

— А что это? — спросила я после паузы.

— Тёнкина — это танец с раздеванием в «веселых» домах старого Эдо, — ответил, улыбнувшись, дед. — Сейчас это называется стриптиз, — добавил он.

— А я, возможно, вновь поеду в Токио ненадолго, — неожиданно призналась я. — Только нашим не говори.

Глаза деда на миг расширились и словно заглянули в невидимую даль.

— Это было так давно, Таня, словно не со мной и в другой жизни. Странно все это вспоминать, сидя здесь. Я ездил в Токио, и не раз. Знаешь, — он усмехнулся и повернулся ко мне, — и в Ёсивара побывал. Это такой район, где были собраны «веселые» дома.

— После войны американцы уничтожили его, — тихо сообщила я.