Возвращение с того света
Шрифт:
– Не будет, – снова рассмеялась девушка. – Он на работе в ночь.
– Так это же перст судьбы! – с деланным оживлением воскликнул Малахов. – Ну что, к тебе пойдем или ко мне?
Он понял, что перегнул палку: Алена испугалась, не понимая, шутит он или говорит всерьез. Вот будет номер, если она возьмет и согласится. Чего делать-то тогда? Придется извиняться, что-то такое объяснять и вообще терять лицо. Ай-яй-яй. А ведь у них дома, между прочим, стоит неплохой компьютер, вспомнил он вдруг. Во всяком случае, когда они переезжали, компьютер в дом заносили. В самом деле, перст судьбы.
– Нет, –
Ну и так далее.
– Дразнитесь, – с плохо скрытым облегчением сказала Алена. – Как не стыдно? Я-то уже обрадовалась™ – А ты не отчаивайся, – обнадежил ее Малахов. – Вот отравлю жену и начну бить к тебе клинья… Ты как, не против?
– Против, – сказала она. – Вас посадят в тюрьму за убийство, и мне тогда придется вместо одного мужика кормить двоих – одного дома и одного в лагере. Зачем мне такая любовь? Ладно, я пойду.
– Погоди, – сказал Малахов, – вместе поедем.
Я буду приставать к тебе в лифте.
– Это Жужа к вам будет приставать, – пообещала она, – так что не советую.
– Да погоди, – сказал Малахов. – У меня к тебе дело. У вас компьютер есть или мне показалось?
– Есть, – ответила она. – Коля хочет дизайном заняться, ему нужно.
Ее Коля, насколько знал полковник, был одаренным бездельником и все время «хотел» чем-нибудь заняться. Никаких усилий к обустройству собственной жизни он прилагать не собирался и работал пока носильщиком на Казанском вокзале. Впрочем, Алена его, похоже, любила, а это, считал полковник, самое главное. Все остальное приложится с годами. В конце концов, бывают люди, которые очень поздно взрослеют.
– Слушай, – с профессиональной достоверностью имитируя смущение, сказал Малахов, – а твой Коля не будет бухтеть, если мы его компьютер потихоньку включим? Мне тут, понимаешь, дискетку одну просмотреть надо, и до того неохота из-за нее на работу тащиться…
– Так бы сразу и сказали, – улыбнулась Алена. – А то развели здесь конский флирт… Идемте. Только я в этой технике ничего не смыслю.
Учили меня в школе, учили, а я их как боялась, так и боюсь.
– Ничего, – утешил ее Малахов. – Я не боюсь.
Разберемся как-нибудь.
– Да? – с некоторым сомнением переспросила девушка.
– Да не бойся, – рассмеялся полковник, – не сломаю. У меня на работе есть, но я же говорю, ехать туда на ночь глядя неохота.
Квартира была обставлена неплохо, со вкусом, и полковник решил, что молодым наверняка помогают родители. Вряд ли носильщик мог обеспечить своей семье такой уровень благосостояния. Впрочем, кто их знает, теперешних носильщиков.
Компьютер тоже был богатый, но им явно никто не пользовался. В меню не было ничего, кроме базовой программы. «Не твое дело, – сказал себе Малахов. – У твоей жены в шкафу стоит новехонький кухонный комбайн, и что? Режет все по старинке, вручную, говорит, что так вкуснее, а на самом деле просто привыкла…»
Дискета с тихим щелчком вошла в приемную щель дисковода. Жужа положил на колено Малахову свою умную морду с лопушастыми некупированными ушами. Алена тихо подошла из-за спины и поставила у локтя полковника чашку с дымящимся кофе. Малахов кивком поблагодарил, про себя
– Можете курить, – крикнула она оттуда.
– Спасибо! – крикнул в ответ полковник, закурил, отхлебнул кофе и вошел в файл.
Водку он выпил, но футбол пропал. Он так ничего и не разглядел, хотя старательнейшим образом битых два часа пялился в телевизор, с регулярностью автомата наполняя и опустошая свою рюмку. Под это дело он съел НЗ Маргариты Викентьевны – полпалки салями и банку крабов, не ощутив никакого вкуса, словно пластилин жевал. Водка тоже не оказывала на него своего обычного воздействия, он оставался трезвым, только как бы оглушенным, словно целый день мчался на мотоцикле без ветрового щитка с бешеной скоростью, глотая ветер, и теперь весь этот проглоченный им за день ветер смерчем вертелся внутри. Он знал, что причиной тому вовсе не водка, а просмотренная только что дискета.
По зеленому полю бестолково, как мошкара над дорогой, мельтешили футболисты, но он их не видел. Вместо них по экрану неторопливо ползли строчки и фотографии: скупые фразы служебных характеристик, сухие цифры платежных ведомостей, газетные вырезки, где в грудах словесного гарнира прятались редкие, как жемчужины, фрикадельки фактов, восхитительные по своей безграмотности выдержки из ментовских протоколов и уголовных дел, которые так никогда и не были закрыты, стенограммы магнитофонных записей, какие-то схемы…
Это было досье, которое генерал Потапчук вел на своего агента по кличке Слепой.
Малахов с грустью подумал, что генерал перехитрил сам себя: Слепой был настолько засекречен, что после смерти Потапчука не осталось никого, кто знал бы о его порученце или хотя бы о существовании этой дискеты. Потому-то она и уцелела, потому и попала в руки неизвестного доброхота-романтика… Полковник поймал себя на том, что уже между делом прикидывает, как бы ему вычислить этого доброхота и отплатить ему «презлым за предобрейшее». Какой-нибудь сморчок из технического отдела, морщась, подумал он. С идеалами. В чем эти его идеалы заключаются, он, пожалуй, и сам не знает, но хочет, чтобы все было «по-честному». Пастухом ему быть. С дудочкой. Сидеть на пригорке и после банки бормотухи толкать коровам речи про идеалы добра и справедливости.
Да бог с ним, подумал он, снова наполняя рюмку, с этим идеалистом. На хрена он мне сдался? За дискетку спасибо. Дело Потапчука и иже с ним можно закрывать.., точнее, не закрывать, а спокойно класть под сукно. Закрывать дело – значит рассекречивать Слепого, который то ли помер, то ли нет, но по простейшей логике вещей просто обязан был помереть после последнего задания. То, что как раз в это время был убит Потапчук, говорит только о том, что генерал спустил на своего агента собак, а тот, узнав об этом, обиделся на хозяина… Да нет, решил полковник, когда на кого-то спускают наших собак, это почти стопроцентный верняк. Можно побегать и даже успеть завалить кого-нибудь из псарей, но конец всегда один…