Возвращение Томаса. Башня-2 (сборник)

Никитин Юрий Александрович

Он знал, что сидит с сумрачным выражением на своей восточной физиономии, но в сознании произошел болезненный сдвиг, лицо жизнерадостного Майкла расплылось, как воск на солнце, на его месте возникло лицо жизнерадостного Маркония, старого друга, сенатора Римской империи, в доме которого он часто останавливался.

«Как вы можете об этом говорить? – звенел в его ушах возмущенный голос. – Ведь это же… Это же полуживотные!.. Они даже говорить не умеют связно!.. Подумать только, они отрицают все наши демократические свободы, завоеванные с таким трудом… Все неотъемлемые и незыблемые права квиритов!.. Они ввергают свободного человека во власть нелепых ритуалов!

Они выступают против храмовой проституции, а ведь только мы, римские юристы, создали все условия, дабы за всеми слоями общества были признаны равные права. Даже гомосексуалисты могут быть сенаторами, уже не скрывая своих пристрастий!.. А наши оргии, которым так ужасаются варвары, – разве не следствие свобод? Богатства, если хотите?.. Да, мы решаемся высвободить на время эти животные начала, что таятся в каждом человеке, насытить их, чтобы снова стать человеком чистым и готовым к творчеству, созиданию, – это разве не разумно?»

Он тогда, помнится, сидел у очага и дрожал, переживая такой же шок после заживления тяжелых ран от коротких римских мечей, кивал рассеянно, соглашался, а Марконий распалялся: «А посмотрите, что предлагают взамен эти ужасные христиане, так они себя называют!.. Уничтожить вавилонскую блудницу – в своем косноязычии так именуют цивилизованный Рим, столицу юристов, поэтов, логиков, инженеров! – запретить женщинам доступ к искусству, науке, высшим должностям. Мол, их обязанность – сидеть дома и рожать, рожать, рожать, сведя их роль только к… я даже не подберу слово! Они запрещают, подумать только, изображать богов!»

Вопль был таким неистовым, что Олег откликнулся сквозь думы:

– Да-да, запрещают.

– Даже своего бога, он у них один, – продолжал звенеть голос, и Олег некоторое время не мог понять, принадлежит он Марконию или же этому Майклу, – им нельзя ни в благородном мраморе, ни в дереве, ни в изящных фресках, так как… ха-ха… он у них не имеет образа!.. Незримый, бесплотный, всеобъемлющий, всемогущий… Ну что это, скажите, за бог? Если мы со своими богами не очень-то считаемся, а ведь они… ха-ха… по словам поэтов, частенько посещают наших граждан, особенно женщин в соку… то как можно всерьез принимать такого бога?

– Бунтари, – пробурчал Олег, потому что надо было что-то сказать, слишком долго молчать невежливо. – Бунтари.

– Ха-ха!.. И с этой нелепостью они думают распространить свою веру? Когда запрещают рисовать людей, даже животных? Дескать, только растения или простые узоры. Я видел по телевизору, как их шариатские патрули врываются в дома, ломают игрушки, статуэтки, рвут картины мастеров!.. А женщины? Вы видели, во что превращаются женщины, когда туда приходят талибы? Зато мы вот только-только подготовили к рассмотрению в сенате закон, чтобы в летнее время женщинам… пока только женщинам!.. разрешалось ходить обнаженными. Сперва законопроект протолкнем в северных штатах, там народ спокойнее… да и то сперва только с обнаженной грудью… а уж потом… ха-ха!.. полностью. Разве это не ваша исламская мечта о джанне, где каждого мужчину ждут готовые на все услуги гурии? А затем можно будет разрешить совокупляться в общественных местах – вот что значат наши свободы, раскрепощение, освобождение от оков старой нравственности! Разве народ, простой народ, не пойдет за нами?

Занавес колыхнулся, показался богато уставленный столик на колесиках. Улыбающаяся во весь рот стюардесса катила осторожно, на всех этажах громоздились горы тарелок с по-ресторанному сервированными блюдами. На нижних теснились бутылки с праздничными наклейками. Форменная одежда расстегнута

по случаю жары, и когда девушка наклонялась, можно было рассмотреть не только белые молочные железы, но даже розовые соски. Юлия с неприязнью подумала, что, когда покатит столик в салон для простого люда, улыбка станет поуже, а пуговички застегнет, застегнет…

Майкл умолк на полуслове, его рука умело цапнула с нижней полки бутылку кагора. Девушка с милой улыбкой поставила ему на столик завтрак, с поощрительной улыбкой замечая, как глаза лоббиста выпучиваются, словно у рака, вознамерившегося через вырез ее блузки рассмотреть и форму ее лобка. Вот эта, подумала Юлия разозленно, готова сразу же воспользоваться свободами нового закона: не только ходить обнаженной, но и вовсе… это… в общественных местах. Не со всеми, конечно, а только вот с такими, кто летает первым классом.

Ее собственное место было у окна, она все время поглядывала на ровное снежное поле далеко внизу и никак не могла поверить, что это те самые облака, которые с земли кажутся недоступными. Точно так же, мелькнула мысль, трудно поверить, что не Солнце встает на востоке из-за края Земли, а планета… всего лишь планета с бешеной скоростью несется…

Плечи зябко передернулись, она поспешно отогнала неприятную мысль, свернула ей шею, затоптала, растерла в пыль и стряхнула с ладоней. В салоне самолета спокойно, надежно, гораздо спокойнее и надежнее, чем в гигантском туристическом автобусе. Даже спокойнее, чем если бы этот автобус стоял на месте.

Страх медленно уходил из тела, мышцы расслабились, она почти начала ощущать удовольствие от комфорта, как самолет уже начал снижаться. Едва стюардесса объявила, что самолет заходит на посадку, Олег проснулся, огляделся дикими глазами:

– Что, уже?.. Велик Аллах, какие гурии меня встречали в джанне!

– Бесстыдник, – сказала Юлия с достоинством.

Через окно видно было, как подают трапы. Обычный придержали, а второй, понаряднее и шире, подогнали к выходу пассажиров первого класса. Дверь распахнулась, Юлия отшатнулась, словно перед ней распахнули заслонку доменной печи. Воздух обжигал кожу, а когда она начала спускаться по трапу, видела, что весь необъятный аэродром залит беспощадными солнечными лучами, юркнуть в тень некуда, а отполированные до зеркального блеска бетонные плиты отражают солнце.

Глава 22

Она соступила с последней ступеньки, щурилась так, что нос собрался в гармошку: солнце не только жгло голову и плечи, но даже снизу острыми лучиками кололо глаза под приопущенными веками.

Когда уже сидели в автобусе с открытым верхом, Юлия заметила, как с параллельного трапа, по которому выходит народ попроще, в их сторону бросали злобные и одновременно удивленные взгляды какие-то бородатые мужчины.

На огромной стоянке возле аэропорта Олег спокойно подошел к одному элегантному автомобилю, открыл дверцу своим ключом, распахнул перед Юлией:

– Садись!

Когда он вырулил на широкую дорогу, где автомашин было совсем мало, она прошептала:

– А как насчет кражи автомобилей?

– Сурово, – ответил он.

– А тебя это не пугает? Здесь наверняка построже, чем в Москве!

– Намного, – согласился он. – Потому здесь почти не воруют.

– А у тебя даже отмычки наготове!

Он удивился:

– Какие отмычки? Я тебе что, уголовник? Это ключ. И автомобиль это мой.

– Как? – не поняла она. – Как?

– Да так. Позвонил, его подогнали и поставили здесь. Сейчас мы едем в порт. Там нас ждет катер. Мой катер!