Возвращение Томаса
Шрифт:
Настоятель толкнул дверь, воздух в келье тяжелый, спертый, от массивных каменных глыб тянет пронизывающей сыростью. В келье голые стены, крест на стене и две свечи по бокам. В центре массивная деревянная подставка, в уголочке прилеплена тонкая свеча, толстая книга раскрыта на середине, монах читает дрожащим от благоговения голосом стоя, время от времени отвешивая поклоны.
Томас смиренно остановился у двери, настоятель прошел в келью и подал брату во Христе знак, чтобы тот не обращал на них внимания. Олег же подошел к монаху и бесцеремонно заглянул через
— Тебе не понять святых слов, — сказал Томас строго. — Потому молчи смиренно.
— Им самим не понять, — ответил Олег, глаза из темно-изумрудных стали ясными, как свежая травка после дождя. — Повторяют, как обученные вороны.
— Это Святая книга, — напомнил Томас еще строже. Монах покосился на кощунствующего с возмущением. Томас сказал нервно: — Пойдем отсюда, невежда. Пусть тебе бросят соломки где-нибудь в хлеву...
— Согласен на конюшню, — прервал Олег. — Люблю коней. Они хоть такие глупости не читают. Кишки переворачиваются, когда вижу ошибку на ошибке.
Томас ухватил его за плечо и силой потащил к выходу. Настоятель шел следом, а когда Томас распахнул дверь могучим пинком, сказал им в спины негодующе:
— Это самый древний текст, что сохранился!..
Олег на пороге оглянулся.
— Все равно там кучи ошибок, — сказал он хладнокровно. — Да еще такие смешные... Еще намучаетесь с этим celibacy, — наплачетесь...
Томас пихнул его в спину:
— Да иди же!
Настоятель крикнул вдогонку:
— А как верно?
— Celebrate, — донесся голос уже из коридора.
Испуганный вскрик из глубины кельи заставил настоятеля обернуться. Монах отскочил от подставки с книгой и смотрел выпученными глазами.
Воздух в келье разом очистился, посвежел и наполнился странным благоуханием. Сердце подпрыгнуло, Томасу захотелось упасть на колени и возвести очи к небу, задыхаясь от внезапного блаженства. Все четверо ощутили себя так, словно потолок исчез, небо распахнулось, а светлые ангелы пропели торжественную песнь.
Дверь захлопнулась, отрезая Томаса и калику от этого дивно изменившегося мира, где остались настоятель и монах. Томас оглянулся, но калика с прежним сумрачным видом уходит к лестнице, на ходу шаркая подошвой. Томас догнал быстрыми шагами.
— Что это было?
Калика буркнул с неприязнью:
— Да какая-то дрянь прилипла... Хорошо, если воск, а если дерьмо какое...
Томас вскричал:
— Откуда в монастыре дерьмо? Ты скажи, что там стряслось? У меня душа воспела и вознеслась...
— Смотри, крылья не сожги, — предупредил калика. Он пошаркал подошвой, осмотрел, сказал довольно: — А-а, так это кусок сургуча! А я смотрю, красное, что только не подумал.
— А еще Вещий, — сказал Томас обвиняюще. — Ты это что, прочел книгу... правильно?
— Молодец, — похвалил Олег. — Вот видишь, ничего разъяснять не пришлось. Не такой уж и дурак, хоть и при оружии.
Поверхом ниже монастырская столовая, пусто. Олег отыскал келью, которую отец Крыжень выделил им для ночлега, толкнул незапертую дверь, огляделся, но смолчал, Томас вошел следом.
Олег с тяжелым вздохом сел на широкую лавку, что служит и ложем. Томас с раздражением наблюдал, как он деловито сбрасывает сапоги, ставит рядышком, чтобы пятки вместе, носки врозь, аккуратность выказывает, затем калика завалился навзничь, руки за голову, могучие мышцы вырисовываются выпукло и красиво.
— С утра ехать надо, — сообщил он сумрачно. — Неча тянуть.
— Куда ехать?
— Поговорить с теми, — ответил Олег, — кто все это затеял. Язву, как здесь ее зовут.
Томас покосился на меч в углу и разложенные по лавке доспехи.
— Поговорить?
— Я все делаю миром, — ответил Олег, подчеркнул: — Всегда!.. Конечно, когда удается.
— Хорошее уточнение, — буркнул Томас. — Своевременное. А то бы я кое-что напомнил. Ты уже выяснил, где искать?
— Примерно.
— Насколько?
— Где-то за монастырем, — ответил Олег уклончиво. — Чутье на что?
Он хмуро смотрел на Томаса, зеленые глаза загадочно блистали. Монастырь на зеленом островке казался ему льдиной в океане гнилой слизи. И ощущение упорно твердило, что льдина тает, упорно подтачивается волнами. И хотя настоятель уверяет, что зеленый круг неизменен вот уже сколько лет, опыт участника многих баталий подсказывает, что любую пассивную оборону в конце концов взламывают.
Томас после беседы со святыми отцами пребывал в таком просветленном состоянии, что вот-вот на спине начнут пробиваться культяпки белых крыльев.
Он переложил доспехи на пол и широкий подоконник, но в возбуждении не мог усидеть на освободившейся лавке, заходил взад-вперед по тесной келье, кулаками стучал то в ладони, то по бокам.
— И что, — сказал он обвиняюще, — хочешь сказать, что ты читал когда-то эту Святую книгу? Вот уж не поверю!
— Твое дело, — буркнул Олег. — Вообще-то я чего только не читал... Есть люди, что читают только умное, а я мел все подряд. Даже эти вот, ха-ха, святые книги! Видел бы ты тех ребят, что сочиняли эти святые тексты! Нет, у тебя душа поэта, больно ранимая и политесная. Тебе правду знать нельзя. Как думаешь, нам поесть дадут или надо...
Томас вскрикнул:
— Только не колдовством! Только не колдовством в таком святом месте!
— Да ты че? — удивился Олег. — Я хотел только сам пойти поискать на кухне.
Томас сказал раздраженно:
— Сэр калика, я что-то вас не разумею. Мы ехали с великой и благородной целью: отыскать логово местного дьявола и разнести его вдрызг! Я все время ломаю над этим благородную рыцарскую голову, а вы, сэр калика...
Олег слушал с кривой усмешкой. Когда Томас сердился по-настоящему, он всегда набундючивался, становился невыносимо напыщенным и обращался к нему подчеркнуто вежливо, ибо небрежными бываем только с друзьями, а с чужаками и противниками мы намного корректнее.