Возвращение в Ахен
Шрифт:
Оба замолчали. В тишине было слышно, как по замку бродит, охая, тролльша Имд. Она, как и сам чародей и его замок, имела множество обликов и ипостасей. Сегодня тролльша казалась просто дряхлой бабкой, которую замучил ревматизм. Но Вальхейм знал, что она была могущественной ведьмой и, как и Торфинн, имела власть над мирами.
— А знаешь, Вальхейм, — сказал вдруг Торфинн и посмотрел на капитана с непонятной улыбкой, — есть один человек, которого я видел бы сейчас в этом кресле куда охотнее, чем тебя. Скажу даже больше. Если
Ингольв знал, что старик говорит правду, но не испугался. За долгие годы, проведенные на службе у Зла, он забыл чувство страха. Как забыл и многое другое.
— А что для этого нужно? — спросил он.
Торфинн вздохнул.
— Увы, мой друг, всего лишь его желание. А он упрямый и гордый и никогда этого не захочет.
— Что ж, его можно понять, ваша милость, — заметил капитан равнодушно. — Мало приятного в том, чтобы стать вашей игрушкой.
— Не так уж плохо тебе живется, Вальхейм, — ответил Торфинн. — Еще вина?
Вальхейм покачал в руке графин, в котором почти не оставалось красного мозельского вина, и позвонил в колокольчик, стоявший на каминной полке. Вошел один из стражников, дежуривших у двери, — мрачный белобрысый пикинер со шрамом на широком лбу. Он остановился в двух шагах от кресла Вальхейма и замер.
— Принеси полный графин, — сказал Вальхейм.
— Слушаюсь, господин капитан.
— А этот забери. Остатки можешь допить, — добавил Вальхейм.
— Благодарю, господин капитан.
Попивая мелкими глотками вновь принесенное винцо — на этот раз вишневую наливку, приготовленную лично тролльшей Имд, большой мастерицей по части наливочек и самогона, — Торфинн неожиданно сказал:
— Я понимаю, что ты имел в виду, Вальхейм. Но тот человек… не мог бы стать моей игрушкой. Он — не ты. Он ровня мне. И будь мы с ним вместе, мы могли бы повелевать мирами Элизабет.
Хищный нос старого мага дрогнул, узкий рот сжался. Он стиснул пальцами подлокотники своего кресла и замолчал, глядя в огонь. Отсветы бегали по его сумрачному лицу.
Вальхейм прикусил губу.
Помолчав, Торфинн словно бы через силу выговорил:
— Однако он предпочел идти своей собственной дорогой. Рано или поздно это принесет гибель и ему, и мне.
Вальхейм отставил свой стакан и осторожно коснулся руки старика. Она была крепкой, сухой и горячей.
— Его судьба — это его дело. Но при чем здесь вы, ваша милость?
Торфинн медленно повернул к нему голову.
— А, так ты все-таки не хочешь, чтобы я ушел из этих миров?
— Нет, ваша милость.
Торфинн усмехнулся.
— Верю. Слушай, Ингольв Вальхейм. Он и я — две половины одного великого Целого, черная и белая. Хотя на самом деле мы с ним почти не отличаемся друг от друга. Когда-то все было иначе. В прошлые эпохи в мирах реки Элизабет существовало множество Белых Магов.
Ингольв снова откинулся в кресле.
— Вы боитесь его, ваша милость?
Прежде чем ответить, старик пошевелил в камине дрова, а потом выпрямился и прямо посмотрел на Вальхейма.
— Нет, — спокойно сказал он, и это было правдой. — Я знаю, он не преследует такой цели — уничтожить меня. А что касается самоубийства… Ощутив вкус Силы, ни один маг, даже Белый, не захочет расстаться с жизнью.
— Как его зовут, ваша милость?
— На что тебе?
Ингольв пожал плечами.
— Я должен охранять вашу милость, — пояснил он. — Думаю, мне лучше знать имена ваших врагов.
— Он мне не враг, — досадуя на прямоту армейского капитана, ответил Торфинн, — и имени у него нет. Впрочем, о чем я! Ты же его знаешь. Это Синяка.
Вальхейм, обычно невозмутимый, на этот раз поперхнулся, чем доставил Торфинну немалое удовольствие.
— Кто? — вымолвил он наконец. — Тот мальчик? Солдат из моей роты?
За сто с лишним лет, проведенных в замке, Ингольву, который никогда прежде не верил ни в какую магию, все же пришлось убедиться в ее существовании. Торфинн потратил немало сил на то, чтобы вколотить эту мысль в голову упрямого материалиста. И все же Ингольв так и не смог до конца примириться со всей этой чертовщиной. И еще меньше он был готов к тому, чтобы признать могущественного чародея, наследника Белой Магии Ахена, в Синяке.
Капитан слишком хорошо помнил тот день накануне падения города. Главнокомандующий дал ему пятьдесят человек с приказом «держать форт до последнего». Среди солдат было несколько новобранцев. Вальхейм попытался было отделаться от них, но на него наорали, и он отступился. Синяка, худой, очень смуглый, стоял в стороне от прочих, и Вальхейм сразу заметил его. Людей с таким цветом кожи среди жителей Ахена не наблюдалось, но капитан не стал доискиваться, откуда взялся странный паренек. Солдатик ему понравился. В отличие от других, он думал только о том, чтобы как можно лучше делать свое дело.
— Синяка был со странностями, — сказал Вальхейм, наконец, — но я все же не могу поверить…
— Да, он со странностями, — неожиданно согласился Торфинн.
— Думаю, это у него оттого, что он долго жил среди людей. И главная странность нашего общего друга в том, что он тяготится своей Силой.
— Но я не понимаю, ваша милость, — сказал Вальхейм, который до сих пор не оправился от удивления, — как ваша жизнь вообще может зависеть от него? Ведь вы с ним даже живете в разных мирах.