Возвращение в Ахен
Шрифт:
Из-под подушки показался красный от духоты Аэйт. Он молча воззрился на капитана.
— Дело серьезное, — сказал Ингольв. — Торфинн по-настоящему испуган.
— Я слышал, — сдержанно отозвался Аэйт.
Ингольв вдруг улыбнулся и погладил его по волосам.
— Похоже, я действительно стал рабом, раз вы с Торфинном утверждаете это в один голос.
— Я не утверждал, — побагровев от смущения, запротестовал Аэйт. — Я только спросил. И то в порядке отрицания.
Ингольв поднял левую бровь.
— Что? — протянул он, стараясь
Мотая белыми косичкам, Аэйт несколько раз кивнул. Ингольв вздохнул.
— Расскажи-ка ты мне, братец, как это тебе удалось выбраться из подвала…
Великан в волнении бегал по поляне. Наконец, он налетел на ведро с краской и опрокинул его.
— Все, — сказал Синяка. — Можешь сесть и передохнуть. На сегодня ты поработал достаточно.
Сконфуженное чудовище принялось пальцами собирать краску с травы, обтирая их о край ведра. При этом оно бубнило приглушенным басом:
— Ничего, вот мы ее быстренько, пока не впиталась, и того…
Синяка махнул рукой.
— Черт с ней, с краской. Все равно нет никакого настроения работать.
Он вцепился пальцами в волосы и мрачно задумался. Хорошо ему сидеть на Пузановой сопке и отдавать распоряжения. Он представлял себе, каково Аэйту в недрах огромного замка, полного темных тайн.
Собственно, увидеть в магическом кристалле сам замок Синяка не мог — слишком сильна была магия Торфинна. Он видел лишь сплошную тьму и на ее фоне различал крошечное светлое пятнышко. И это пятно было слабым свечением светлой силы, заключенной в маленьком воине с Элизабетинских болот. Отыскать в этой кромешной тьме Мелу Синяке так и не удалось.
Обтирая о штаны перепачканные в краске лапы, великан приблизился к своему хозяину и трусливо заморгал. Однако чародею было не до Пузана. Неожиданно он произнес, задумчиво покусывая ноготь большого пальца:
— А может, нам с тобой прогуляться до Красных Скал и разобраться с Торфинном лично?
Такого Пузан не ожидал. Лучше бы господин Синяка избил его за пролитую краску. Правда, Синяка никогда его не бил. Но тут пусть уж ударит, можно даже в нос, лишь бы не говорил таких ужасных вещей.
— Господин Синяка, — пролепетало чудовище. — Да что вы такое придумали? Какие Красные Скалы? Вот и ремонт у нас еще не закончен. Опять же, сваи надо забить толком. Как же мы отправимся, да еще в такую даль?
— Ох, — вздохнул Синяка, — хоть бы раз ты, Пузан, подумал о ком-нибудь, кроме самого себя…
Этого великан уже вынести не мог. Нос у него мгновенно покраснел, и голос задрожал от обиды.
— Да я только об вас и думаю… Вот уже сто с лишком лет, как ни об ком другом… А вы…
Он шумно всхлипнул.
— Садись, — сказал Синяка и привычным движением вытер великану сопли двумя пальцами. — Не реви. Никуда мы не идем. Останемся здесь.
— А чего пугаете?
— Прости, — сказал Синяка. — Я не подумав, брякнул глупость.
— Во-во, — поддакнул оживший великан. —
Синяка невольно усмехнулся. И ведь сам пригрел этого холуя, подумал он и, вздохнув, склонился над кристаллом.
Торфинн стоял у окна. Синяка сразу узнал эти широкие плечи, никогда не сгибавшиеся под тяжестью черной кольчуги, эти длинные седые волосы, схваченные золотым обручем. Но Синяка не успел как следует разглядеть черного мага и его замок. Словно его окликнули, Торфинн вздрогнул и резко обернулся. На Синяку уставились широко раскрытые черные глаза и, казалось, будто изображение Торфинна придвинулось и вышло из магического кристалла на склон Пузановой сопки.
— Ты!.. — выдохнул Торфинн, пораженный.
Синяка не мог не заметить, как осунулось и постарело его властное лицо, словно черного мага подкосил и выжег изнутри какой-то неисцелимый недуг. Но присмотревшись, он понял, что Торфинна всего-навсего снедал страх. Обыкновенный страх. И это было так удивительно, что Синяка едва не выронил кристалл.
Усевшись на траве поудобнее, он взял камень в обе ладони, бережно, точно баюкая.
— Здравствуй, Торфинн! — сказал он.
— Ты жив! — Торфинн все не мог поверить увиденному. Он выпрямился и твердо сжал губы.
— Да, — подтвердил Синяка. — Ну и что?
Оживая на глазах, Торфинн с каждым мгновением все больше превращался в прежнего господина Кочующего Замка, каким помнил его Синяка.
— А этот дебильный великан все еще при тебе? — спросил он.
— Конечно.
— И как он тебе не надоел… — Торфинн покачал головой. — Верно говорит Ингольв, ты всегда был со странностями.
— Как поживает Ингольв?
— Отлично. — Черный маг улыбнулся, широко и уверенно. Он вновь обрел себя. — Из него получился прекрасный начальник моей личной охраны. Преданный, в меру ограниченный, в меру самолюбивый.
— Я рад, что вы нашли общий язык, — сказал Синяка, не вполне искренне. — Но почему тебя удивляет, что я еще жив?
Торфинн на миг заколебался, но потом сказал:
— Пожалуй, тебе лучше знать это, сынок. Я решил, что ты мертв, потому что в Кочующий Замок явился некто, несущий гибель Черному Торфинну, согласно предсказанию, записанному в книге деяний Черной и Белой магии. Но раз ты жив, то не все еще потеряно.
— Почему же?
От синякиной улыбки Торфинну стало не по себе.
— Не вздумай делать глупости, — торопливо проговорил он. — Мы с тобой исчезнем из миров Элизабет одновременно. Будь осторожен, сынок, береги себя… — Он посмотрел Синяке в глаза и значительно добавил: — И меня. Помни: моя гибель — это твоя гибель.
Синяка немного помолчал, а потом сказал:
— Торфинн, ты держишь в плену двух братьев из мира Ахен.
Черный маг сразу насторожился.
— Ну и что? Тебя-то это не касается, не так ли?
— Отпусти их, — сказал Синяка.
— Почему я должен отпускать их?