Возвращение в Эдем. Книга 1 (др. изд.)

Майлз Розалин

— Такси?

Не задумываясь, Тара с облегчением устроилась на заднем сиденье потрепанного седана.

— Куда ехать? — Они уже двигались в сторону города, а она все еще ничего не могла сказать таксисту.

— Ну… — У Тары не было никаких определенных планов, она предпочитала, чтобы события разворачивались своим чередом. — Мне надо где-нибудь остановиться. Подешевле. Я не знаю… не знаю этих районов Сиднея. Может, подскажете?

Когда такси остановилось в том районе города, который называют обычно Роке, Тара впервые почувствовала, что такое бедность. Унылый, замусоренный квартал в обширной тени моста предлагал только то, что мог предложить — дешевые пансионаты со всем их содержимым. И

все же Тара чувствовала, что попала, куда нужно. После продолжительного и дорогостоящего пребывания на Орфеевом острове она изрядно поиздержалась. Но даже если бы у нее все еще был мешок денег, она ни за что не остановилась бы в отеле « Риджент». Он был для Стефани Харпер. А Таре Уэллс следует жить по средствам.

Мучаясь с чемоданом и обливаясь потом в липкой полуденной духоте, Стефани добралась до частной гостиницы в угловом доме, выходившем фасадом на шоссейную дорогу. За пыльным окном Тара заметила бармена, подававшего напитки шумной клиентуре — исключительно мужчинам. Тара посмотрела на месиво мужских тел в майках, неаппетитные животы, раздувшиеся от пива, глаза, обращенные в ее сторону, и сердце у нее упало. Но тут ее заметил бармен и кивнул, чтобы она вошла через боковую дверь.

— Вам комнату, милочка? — спросил он без предисловий.

— Вот именно.

— Пятьдесят долларов в неделю…

— Хорошо.

— … с уплатой за месяц вперед и сто долларов залога…

— Залога? — Тара была поражена. Ей и слышать про такое не приходилось.

— Да, знаете ли, хозяевам в наши времена приходится быть поосторожнее… — Маленький, средних лет мужчина с редеющими песочного цвета волосами, казалось, был воплощенная осторожность. — Раньше я верил людям — жили в долг, — а потом раз, и их нет.

— Но мне просто нечем платить залог, да и вперед слишком много…

— Таков уж тут порядок. А там сами решайте.

— Что ж, придется отказаться. Я приехала в Сидней всего с четырьмя сотнями долларов в кармане, и еще надо кое-что купить, к тому же я целый день ничего не ела, и работы тоже пока нет. Извините, что я отняла у вас время. — Она повернулась к выходу.

— Эй, подождите-ка. О залоге я мог бы и забыть.

— А как насчет аванса за две недели? Хозяин заколебался.

— Ладно. Пусть будет две недели. Но только сразу.

Тара улыбнулась. Право, она может нравиться людям, если только захочет. Это уж точно, подумала она, довольная собой. Наверное, и с работой проблем не будет.

— Хотите посмотреть комнату? Сюда. — Он взял чемодан и двинулся вперед, болтая без умолку.

— Это добрый старый трактир. Настоящий обломок нашей истории. Построен в 1915 году. Там внизу, в баре, полно фотографий, посмотрите, если интересно.

По темной лестнице они поднялись на узкую площадку. Он толкнул дверь. В дальнем конце было окно, а вся комната лежала в густой тени моста. Вид у комнаты был тот еще — грязь, запустение и почти никакой мебели. За рваной дерюгой скрывалась пыльная кухонька. Тара с трудом подавила вздох разочарования.

От хозяина не укрылась ее реакция.

— Буду с вами откровенен, — извиняющимся гоном заговорил он, — эта комната пустует многие месяцы, и я совсем забросил ее. Рассчитывал на жильца попроще, ну, вы понимаете, что я имею в виду. Но в наше время уж очень рискуешь нарваться на какого-нибудь наркомана или бандюгу. А с полицией мне вовсе не хочется иметь неприятностей.

Он помолчал и внимательно посмотрел на нее.

— Ну а вы девушка славная, и я мог бы помочь… прибраться. Между прочим, меня зовут Сэнди. Я живу прямо над вами, под крышей, и свободное время у меня бывает. Я теперь сам себе хозяин. В конце прошлого года у меня умер друг — от рака, — мы двадцать семь лет работали вместе…

Голос его прервался. Тара порывисто

схватила его за руку, потом подошла к окну.

— По крайней мере залив виден! — сказала она.

Остановившись посреди холла в доме на Хантерс-Хилл, Филип Стюарт внимательно проверил паспорт, билеты, пересчитал деньги. Тщательно упакованный багаж был около двери, а пальто висело рядом на стуле. Он взглянул на часы и вошел в гостиную.

Джилли смотрела телевизор. Рядом стоял привычный с некоторых пор бокал виски. Посреди большой комнаты она выглядела какой-то потерянной. На полу, прямо у ног, стоял телефон, и Филип подумал, что она ждет звонка, каковой, впрочем, решил он, последует только, когда он уедет в аэропорт. Джилли не выказывала никакого интереса к его предстоящему отъезду. Но ясно было, что и происходящее на экране ее не интересовало.

«Джилли, Джилли, — подумал он, — к чему же мы пришли?»

Тем не менее он совершил весь обряд, положенный члену добропорядочной семьи.

— Так не забудешь, Джилли? Во вторник?

— Во вторник? Что во вторник?

— Придет мастер проверить, как работает насос в бассейне. Потом еще эти страховочные дела — запомнишь?

— Запомню.

На этом разговор мужа с женой закончился. Раньше, отправляясь по делам, Филип спрашивал: «Ну а ты что собираешься делать, пока меня не будет? « Но теперь он не отваживался задавать такой вопрос, потому что знал ответ. По множеству мельчайших, но безошибочных примет он догадывался, что у Джилли очередной роман, И по тому, как безнадежно она в нем застряла, как была постоянно напряжена, впадая то и дело в глубокую меланхолию, — ибо он знал, о ком идет речь, — он догадывался, что ей плохо. И помочь ей он ничем не мог.

Раньше Филип не просто терпел ее измены. Любил ее, сильно любил, и потому помогал ей выбраться из очередной истории и был, как нянька, после того как история завершалась. Не так уж много было этих историй, и не так уж серьезны они были и унизительны, чтобы бросить тень на его достоинство, и он даже испытывал некое грустное мужское удовлетворение от того, что всякий раз Джилли возвращалась к нему. Но все изменилось после того, как Джилли вернулась из Эдема и сказала, что умерла Стефани. Он не знал, да и не хотел знать, что там именно произошло, но чисто интуитивно он ощущал, что на сей раз она пересекла какую-то черту. Это был конец. В результате он оказался, ясно отдавая себе в том отчет, в странном положении человека, который оплакивает утрату жены, продолжая с ней в то же время жить в одном доме. Боль его была настоящей, а повседневное присутствие Джилли напоминало о потере. Но время траура подходило к концу, и он уже был готов сменить одеяние. Отчасти для этого требовалось установить физическую дистанцию. Он чаще и чаще бывал в Нью-Йорке, а оставаясь в Сиднее, предпочитал обедать и даже ночевать в клубе, как можно реже наведываясь в пустой дом. Но, главным образом, он постепенно расширял эмоциональную трещину между собою и Джилли, так чтобы заделать ее было нельзя. Когда подойдет время расставания, получится, что брак распался просто потому, что оказался на голодном пайке.

Филип все еще достаточно был прежним Филипом, чтобы понимать, что ему не следует делать первого шага к разрыву. Как эмоциональная реальность их брак распался. Но он все еще играл немаловажную роль как прибежище для Джилли. В конце концов, куда ей деться, если они разведутся? Как жить? Повседневными заботами она никогда себя не обременяла. Выгнать ее означало бы то же самое, что потребовать от инвалида вдруг подняться с коляски и пойти своими ногами. А Джилли в этой жизни была и впрямь, как настоящий инвалид. Может, поэтому она так и зависит от Марсдена, подумал он, только мне тут нечем ей помочь.