Возвращение в темноте
Шрифт:
Указательным пальцем он коснулся ее шеи и почувствовал, как лихорадочно пульсирует сонная артерия. Потом он провел пальцем до ямочки над ключицей и дальше, по округлой груди, пока не коснулся напряженного соска. И обо всем этом он нашептывал ей в самое ухо. В ответ она прижималась к нему всем телом, и Кроукер понял, что ее возбуждали не только его прикосновения, но и то, что он доказывал ей словами, что думает о ней, что он сам движим не только животной страстью.
Нет ничего страшнее для женщины, чем чувствовать себя забытой во время близости.
Его руки скользнули на ее бедра,
Сейчас это была совсем другая Дженни Марш! Это была не та хладнокровная женщина – врач, хирург, властно распоряжавшаяся в отделении диализа больницы «Ройал Поинсиана». Интересно, кто еще видел ее такой? Возможно, ее муж, но только не этот жеребец Дино и не прочие ее незадачливые любовники. Это был тот редкий момент безотчетного наслаждения, когда исчезают все условности и ограничения.
В последний раз глубоко войдя в нее, он сам испытал оргазм такой силы, что не удержался от хриплого крика, Дженни тоже пережила очередной оргазм вслед за ним, царапая его потную спину ногтями и крепко сжимая его ягодицы ногами.
Потом, они лежали, обнявшись, в ее постели, не зажигая света. Свет уличных фонарей пробивался сквозь вертикальные жалюзи, рисуя на ее лице кресты и разводы, похожие на татуировку аборигенов. Однако глаза оставались в тени, и Кроукер не мог увидеть их выражения.
Она осторожно провела пальцем по его ссадинам и синякам, словно проверяя, насколько хорошо обработал их доктор Стански.
– У тебя сейчас такой отрешенный взгляд, – прошептала она. – Скажи, о чем ты думаешь?
В ресторане она сказала Кроукеру: «Это вопрос доверия». И она была абсолютно права. Доверие имело огромное значение. Если есть человек, которому ты целиком и полностью можешь доверить свое сердце, все свои самые сокровенные тайны, то все остальное уже не важно. То, что Кроукеру предстояло сделать для спасения жизни Рейчел, было настолько ужасно, что сейчас ему как никогда требовалось утешение, если не сказать прощение.
Он рассказал ей об Антонио и Хейторе, о том страшном бизнесе, который они организовали в Южной Флориде, охотясь на людей и вырезая у них внутренние органы, которые потом шли на продажу. Рассказал он о Соне и о Вонде, о Бенни и его деде, хилере народа гварани.
– О, Лью, скажи, что это жестокая шутка!
– Поверь, мне самому очень бы хотелось, чтобы это было именно шуткой. – Он достал из кармана камень духов. Теперь его матовая темно-зеленая поверхность казалась почти черной.
– Что это?
Он повертел камень в пальцах.
– Помнишь, Рейчел на
– Лью, в нашем деле хватает случаев, которым трудно дать научное объяснение, правда, врачи предпочитают об этом не распространяться.
– Вот что я сделал перед тем, как она очнулась. – Он положил камень духов на грудь Дженни.
Поглядев на камень, она покачала головой.
– Но я ничего не чувствую.
– Может быть, ты и не почувствуешь, но Рейчел почувствовала его и пришла в себя.
Дженни вздохнула.
– Медицине известны даже случаи самоизлечения от рака пациентов, от которых уже отказались врачи. Человеческий организм – сложный и не до конца изученный генератор жизненной энергии.
– Этот камень действительно помог Рейчел.
Ровное дыхание Дженни внезапно прервалось.
– О Боже!
Она инстинктивно прижала руки к груди, к тому месту, где лежал камень духов. Глаза ее закрылись, но продолжали двигаться под веками, как это бывает во сне.
Через несколько секунд, показавшихся Кроукеру вечностью, она открыла глаза и хриплым от потрясения голосом сказала:
– Мне что-то привиделось. – Она взглянула на камень духов. – Забери его, пожалуйста. – По ее телу пробежала крупная дрожь.
Перегнувшись через нее, Кроукер положил камень духов на ночной столик.
– Что ты видела?
– Что ты должен сделать, чтобы получить эту почку?
В ее голосе звучала глубокая тревога. Кроукер понял, что она заставила себя задать этот вопрос, догадываясь, что ответ будет ужасен. Кроукер крепко прижал Дженни к себе, не зная что ответить. На своем плече он почувствовал ее горячие слезы.
– Лью... Боже мой... Боже ты мой! Лью, я видела тебя! Твое тело плавало в мелкой зеленой воде, лицом вниз, с широко раскинутыми руками, задевая за корни и ветки мангровых зарослей... – Она прижалась мокрой щекой к его плечу. – Там была кровь, очень много крови, словно вся она вытекла из тебя...
Она не хотела отпускать его от себя, но у нее хватило ума не спорить с ним. Кроукеру надо было еще многое успеть. Он вышел из дома и сел в свою машину. После шторма, закончившегося так же внезапно, как и начавшегося, воздух был насыщен ароматом жасмина, опавшей листвы и мокрой глинистой земли. Низко в небе висела полная луна цвета меди.
Тишину ночи нарушало лишь верещание древесных лягушек.
Ему вспомнился отец, застреленный в узком переулке всего в трех кварталах от дома, как он лежал на земле, став вдруг маленьким, старым и скрюченным. Кроукеру тогда показалось, что убит не только его отец, но и все воспоминания о нем. После похорон друзья отца, тоже полицейские, взяли его с собой посидеть в кабачке за кружкой пива. И там, полупьяный, он с наслаждением слушал их рассказы об отце – веселые, печальные. Они вызывали у него то чувство смущения, то чувство гордости за отца, но все они были очень задушевными. Именно тот вечер с друзьями отца помог ему восстановить внутреннее равновесие. В их рассказах отец снова вернулся к нему.