Возвращение. Часть 2

Ищенко Геннадий Владимирович

Во второй тетради я расписывал все, что помнил по кризису в Чехословакии. В моих прежних записях об этих событиях было всего несколько строчек. Я и сейчас многого не знал, но все же на половину тетради моих знаний хватило. В конце я записал свои рекомендации. До танков доводить было нельзя, как нельзя было тянуть с мерами до шестьдесят восьмого года. Нужно было срочно убирать Новотного и заменять его не замаранным в репрессиях и прагматичным Гусаком. Без реформ у них было не обойтись, уж слишком сильно "закрутил все гайки" Новотный. Убрать нужно было и Дубчека. Его "программа действий" однозначно вела к ликвидации социализма. И других деятелей

того же толка вроде Рихта, Шика и Ауэсперга нужно было вычищать. Как это лучше сделать, пусть решают сами. Гусак тоже был не самой лучшей кандидатурой, но других авторитетных политиков в Чехословакии я просто не знал. Этот хоть не переступит черту, если ему прямым текстом сказать, что за ней прогревают моторы наши танки.

Хорошо, что я успел все закончить в понедельник, во вторник меня с тренировки забрала Белова.

– Фиг я чему научусь, если меня все время будут дергать, - попытался возражать я.
– Кому я так понадобился, что это не может подождать?

– Ворчишь, как старый дед, - поддела меня Елена.
– Раз отрывают, значит, надо. Поедешь туда, куда обычно возим.

– Тогда мне нужно сначала заехать домой, - сказал я.
– Нужно кое-что забрать для хозяина.

– Сказали везти сейчас, - заколебалась она.

– А ты позвони, - сказал я, впервые назвав ее на "ты".
– Скажут нельзя - поедем сейчас. Нам-то и нужно всего полчаса, даже меньше. Я сейчас побегу в душ, а ты - на телефон.

– Полчаса у нас есть, - сообщила Елена, когда я уже переодетый после душа вышел к гардеробу.
– Пошли быстрее!

Мы все-таки провозились дольше, чем я рассчитывал, но Брежнев своего неудовольствия никак не показал.

– Познакомься, - сказал он мне, представляя пожилого мужчину с седыми, зачесанными назад волосами.
– Это Грушевой Константин Степанович. Он у нас генерал и обременен многими важными постами, но пока все их оставил ради нашего проекта. Он сейчас возглавляет большую группу работников самых разных ведомств, которые в своей работе используют твои материалы.

– Очень большую?
– с неудовольствием спросил я.

– Около пятисот специалистов из самых разных организаций, - ответил он.
– И будем привлекать еще людей, хотя уже не так много. Я понимаю, чего ты опасаешься. О тебе знают очень немногие. Человек сорок, не больше. Остальные либо вообще ничего не знают об источнике, либо считают, что все идет от белорусов.

– Все равно много, - вздохнул я.
– Вы же понимаете, что при таких масштабах работы утечка - это просто вопрос времени? Сначала, естественно, в такое никто не поверит, но потом задумаются. Рано или поздно поднимется шум. А потом начнут искать источник. Белорусский дед для меня - это только отсрочка. Для вас в этом раскрытии могут быть плюсы, а для меня - сплошные минусы.

– Какие, по-твоему, плюсы?
– спросил Грушевой.

– Будет больше веры вашим словам, - пояснил я.
– Конечно, если вы начнете с трибуны ООН говорить о победе революции во всем мире, вам никто не поверит, а вот на слова о реальных угрозах цивилизации обратят самое пристальное внимание. Не нужно это только политизировать. Вы уже сейчас можете выступить с предупреждением о последствиях ядерной зимы. Эта теория будет выдвинута лет через пятнадцать и получит подтверждение моделированием на больших ЭВМ. Думаю, это малость охладит американцев.

– Что за зима?
– спросил Брежнев.
– В твоих записях о ней ничего нет.

–

Там только то, что произошло, - сказал я.
– При взрыве тысяч ядерных зарядов в верхние слои атмосферы в виде мелкодисперсной пыли будут заброшены миллионы тонн грунта и сажа от сгоревших городов и лесов. Солнечный поток у поверхности Земли сократится в несколько десятков или сотен раз, в зависимости от суммарной мощности зарядов. Самоочищение атмосферы займет месяцы, а температура повсеместно сильно упадет. Точно посчитать нельзя, потому что неизвестно слишком много факторов, но довоеваться можно и до ледникового периода.

– А что там насчет минусов?
– спросил Брежнев.

– Долго скрывать свои достижения нельзя, - ответил я.
– Иначе толку от них... И не забывайте, что мир не стоит на месте, и все, что я даю ученым, будет вскоре изобретаться. Мои сведения только немного ускорят этот процесс и приведут к тому, что мы будем идти в передних рядах, а не плестись в хвосте, как это было в моей реальности. А вот для меня минус большой. Не хотелось бы всю жизнь провести на хорошо охраняемой даче. Поэтому число знающих обо мне людей не должно расти, а вам нужно будет подумать о еще каком-то прикрытии, помимо деда. Тому деду, кстати, жизни осталось лет пять, вряд ли больше.

– Что-нибудь придумаем, - пообещал Брежнев.
– Займись, Константин.

– Это вам, Леонид Ильич, - сказал я, протягивая ему свои тетради.
– В этой информация только для вас. Это то, о чем мы с вами говорили первый раз, я только дополнил. А в этой все подробности о кризисе в Чехословакии, которые мне удалось вспомнить. В конце я дал свои рекомендации.

– Интересно, - сказал Брежнев, перелистывая вторую тетрадь.
– Мы уже предварительно обсуждали этот вопрос. Что тут у тебя?

– Его нужно не предварительно обсуждать, а прорабатывать и начинать действовать, - сказал я, заработав одобрительный и немного удивленный взгляд генерала.
– Когда гнойник лопнет, всех обдаст гноем.

– Провести реформы?
– удивился Леонид Ильич.
– Суслов предлагал наоборот...

– Дело, конечно, ваше, - сказал я.
– Я примерно представляю, что мог посоветовать Михаил Андреевич. Без реформ не обойдется ни их общество, ни наше. У нас просто это еще не горит. То, что подходит для одного этапа, уже не годится на другом. Жизнь меняется, поэтому нужно учитывать эти изменения, чтобы не очутиться за бортом. А у них Новатный работал под нашего Иосифа Виссарионовича с поправкой на местную специфику. Вот и доработался до отставки и контрреволюции. А у них и терпения меньше, чем у нас, и при социализме живут всего ничего. Давить силой можно, толку то... Сами по себе реформы и послабления не страшны, главное - это что и как реформировать, и под чьим руководством и контролем. Затыкать рты это не лучший способ решения спора. Нужно так работать, чтобы меньше кричали, и иметь на руках больше козырей.

– Геннадий, меня не слишком устраивает порядок консультаций...
– начал Грушевой.

– Извините за то, что перебиваю, Константин Степанович, - сказал я.
– У меня есть предложение.
– Давайте я на время отложу свое писательство и сделаю для вас развернутые комментарии по моим спискам. По некоторым событиям мне добавить особенно нечего, но другие я могу описать более или менее подробно. Дайте мне только один экземпляр распечаток. Тогда необходимости в частых консультациях вообще не будет, а вам так гораздо удобнее.