Возвращение
Шрифт:
– Ну?
– Эх! – решился оружейник. – Не могу устоять перед настоящим воителем! Идемте со мной.
Пока они спускались в погреб, Маркус ухитрился обменять меч Мегара на упомянутую Хасаном эстимальскую саблю, причем без доплаты. Хасан так устал от назойливого парня, что был готов обменять превосходное оружие даже на горсть сушеных фиников.
В погребе было тесно и темно. Хасан зажег свечу, и спутники увидели, что комнатушка была забита разным хламом: сломанными мечами, дырявыми и ветхими колчанами, пробитыми панцирями и шлемами, какими-то тряпками… В углу стоял какой-то предмет, похожий на копье или боевой шест, завернутый в мешковину.
– Откуда у тебя этот меч? – прошипел он.
– Он достался мне от приезжего воина-северянина из Нордмира… – пролепетал оружейник, трясясь от испуга: глаза Кира, горящие зловещим пламенем, не предвещали ничего хорошего. Кир тряхнул оружейника за ворот.
– Откуда?! – рявкнул он. – И не смей лгать!
– Я на-нашел его!!! – завопил перепуганный торговец. – В Южных горах, на камнях рядом с маленьким курганом!
– Ты вытащил его из трупа Шай-Кора? – догадался Маркус. Хасан закивал головой.
Кир отпустил взмокшего оружейника и стиснул в ладони знакомую рукоять.
– Меч Гантара из Джаркты… – прошептал он. – Ты возвратился ко мне…
На матовом клинке плескалось дрожащее пламя свечи, и мнилось, что огонь бегает по лезвию от острия к перекладине. Кир провел ладонью по мечу и улыбнулся.
– Я… я так понимаю, что платить вы не будете… – пролепетал Хасан. Маркус скосил на него глаза.
– Ты правильно рассудил, старик, – сказал он, ухмыльнувшись. – Радуйся, что мой приятель не испробовал свой меч на твоей лживой шее.
– Я не могу поверить, что ты потерял все деньги!
– Ну, извини, Кир, я просто не заметил, когда это случилось!
– О боги!
Маркус смущенно стоял у костра и чесал в затылке. Кир отшвырнул разорванный кошель в сторону и яростно поворошил веткой горящий хворост. Сноп оранжевых искр радостно взметнулся в воздух и медленно посыпался на опаленную землю.
– В ближайшем же городе заставлю тебя колоть дрова у самого богатого жителя, понял? – пригрозил он.
Маркус вздохнул и вытащил из заплечного мешка каравай черного хлеба и большую головку сыра.
– Вино доставать?
Кир кивнул.
– Ты лошадей напоил? – раздраженно спросил он, отрезая кинжалом кусок хлеба.
Маркус демонстративно поболтал пустой флягой из-под воды и сел рядом с Киром на бревно.
Ночь застала спутников в огромном оазисе, когда они, покинув маленькую деревушку на распутье, направились в сторону Северных гор, где два года назад стояла лагерем Черная Армия. Именно в Северных горах Кир получил меч, что покоился сейчас в ножнах, притороченных к седлу его вороного коня по кличке Гром, меч Гантара из Джаркты, величайшего героя древности. Этот меч Кир намеревался вернуть владельцу в склеп своего героического предка. И надо же было такому случиться, что, пока кони осторожно лавировали среди деревьев, стараясь не наступить на ежа или змею, Маркус зацепился поясом за сук, который благополучно распорол его кошелек, и путники оставили за собой блестящую дорожку из серебряных делайских лун.
Если бы не ухищрения, на которые не раз шли спутники ради того, чтобы раздобыть их (даже отважились дважды на не совсем
Бледно-серебристый месяц скользил между высокими пальмами, теплый ночной ветер целовал спящие кроны, а на темно-фиолетовом небе поблескивали огоньки звезд. Маркус положил руки под голову и предался созерцанию запредельных светил. Его всегда интересовало, откуда берутся звезды, для чего они мерцают в ночном небе… Он отчего-то улыбнулся и повернул голову в сторону сидевшего на бревне и свирепо жевавшего хлеб товарища.
– Как ты думаешь, Кир, откуда взялись звезды?
– Звезды? – переспросил Кир, перестав жевать.
– Ну да.
Кир посмотрел на небо и вдруг улыбнулся.
– Когда я был маленьким, – негромко сказал он, – мама говорила, что звезды – это глаза древних владык, героев или богов, которые, покинув мир смертных, наблюдают за нами из Небесной Обители. Те, кто достойно прожил свою жизнь, занимают свое место рядом с богами, а те, кто всю жизнь шел по неверному пути, попадают в Утракар. Иногда и те и другие возвращаются в мир живых людей. Когда возвращаются герои, звезды падают с небес, озаряя все вокруг ярким светом, и на человечество снисходит благо, подаренное богами…
– А когда возвращаются другие? – заинтересовавшись, спросил Маркус, приподнимаясь на локте.
– Когда возвращаются те, кто попал в Утракар, вспыхивают болезни, начинаются войны, и люди гибнут тысячами в бессмысленной борьбе непонятно за что.
Маркус даже сел.
– Как по-твоему, Гантар из Джаркты тоже там, наверху? – спросил он.
Кир пожал плечами и улегся прямо на траву.
– Если и там, то уж нам-то с тобой туда точно не попасть, – сказал он, скрестив руки на груди.
– А… – начал было вновь спрашивать Маркус, но Кир закрыл глаза и глубоко вздохнул.
– Доброй ночи, – отрезал он и мгновенно уснул.
Маркус пробормотал под нос что-то неразборчивое и снова поднял взгляд к ночному небу. До него вдруг дошло, почему Кир не захотел больше говорить об этом. Он был потомком великого героя, а шел по пути зла, и, если он не станет совершать только добрые дела, Амира и Великие боги отправят его в Утракар. Но Кир точно не станет этого делать только для того, чтобы не попасть туда. За время, проведенное вместе, Маркус неплохо изучил своего спутника и успел понять, что он не сойдет со своего пути добровольно. Это может произойти случайно, может – на какое-то время, но никогда бывший предводитель Черной Армии не станет помогать первому встречному просто из сочувствия. На всякое дело нужен мастер, для всякого поступка нужен повод. Маркус вздохнул и закрыл глаза.
Солнце поливало землю теплыми лучами, когда Маркус наконец проснулся. Он со вкусом зевнул, потянулся так, что захрустели суставы, и сел. Костер давно потух, кони с удовольствием щипали траву неподалеку от лагеря своих хозяев, а Кира нигде не было. Маркус цапнул саблю, вскочил на ноги и крикнул:
– Кир! Ты куда подевался?
– Выполняю за тебя твою работу, – раздалось откуда-то из кустов.
Маркус обернулся и увидел, что его спутник с треском выбирается из зарослей.
– Если бы я нашел хоть одну монетку, ты, может быть, был бы прощен, – сказал он, – но теперь даже не надейся, что отвертишься от колки дров в деревне.