Возвышение короля
Шрифт:
Кроме того, он был разгневан, но разгневан больше на себя, чем на орков.
Бренор посмотрел на Дзирта, прищурил серые глаза и издал очередное негромкое рычание, затем хлопнул обухом топора по ладони и зашагал прочь.
— Крови всех орков, существующих в этом мире, ему недостаточно, — заметил Вульфгар и положил руку на плечо Дзирту.
У Дзирта не нашлось на это ответа. Он пожелал Вульфгару доброй ночи, затем отправился в свою комнату в гостинице «Факел» и рухнул на кровать. Слишком измотанный, физически и морально, он
Дзирт проснулся некоторое время спустя, сам не зная, сколько проспал, и обнаружил рядом Кэтти–бри, которая лежала, прижавшись к нему.
— Все очень плохо, — прошептала она.
— Дело не только в Несме.
— Я знаю. Я говорила с другими. Они остаются на стене. — Женщина сильнее прижалась к Дзирту, и он почувствовал, что плечи ее содрогнулись, как будто она старалась подавить рыдания.
— В чем дело? — спросил он и поцеловал ее в лоб.
Кэтти–бри покачала головой:
— Дело только в том, что я веду себя глупо, и все.
— Сегодня ты видела немало страданий.
— Сегодня я причинила немало страданий.
Это откровенное признание шло от самого сердца, и у Дзирта перехватило дыхание. Прежде, в Долине Ледяного Ветра, она говорила так уверенно, обрекая на смерть орков и злобных великанов, передавая, по ее словам, волю самой Миликки. Но сейчас, очутившись на войне, видя жестокую реальность, горящих заживо существ, слыша вопли умирающих, она испытывала боль.
— Но ты многим спасла жизнь, любовь моя, — прошептал Дзирт. — Неужели мы должны были позволить великанам разрушить городские стены?
— Нет, — едва слышно ответила Кэтти–бри, затем повторила громче: — Нет! Разумеется, нет. — Она приподнялась, посмотрела на Дзирта сверху вниз, и ее длинные золотисто–рыжие волосы коснулись его обнаженного плеча и груди. — И все же моя магия предназначена для того, чтобы создавать и исцелять, — грустно произнесла она. — А не для того, чтобы уничтожать.
— Но разве ты, уничтожая зло, не способствуешь торжеству добра и воцарению мира?
— Такими бессмысленными речами оправдывают себя все военачальники…
— Во всех войнах, — закончил за нее Дзирт, потому что это была одна из его любимых пословиц. — Это же орки, — продолжал дроу, решив перевести разговор на Миликки и божественные поучения. — Ты сама уверяла меня…
Кэтти–бри поцелуем заставила Дзирта замолчать. Отстранившись, она осторожно погладила его по щеке и нежно прошептала: «Заткнись».
Глава 17
Фарс
Далия сидела на краю огромной кровати с балдахином.
В откровенной шелковой ночной сорочке, украшенной кружевами с изображениями пауков и не скрывавшей изгибов ее прекрасного тела, она выглядела вполне как Мать аристократического Дома Мензоберранзана.
Да, она точь–в–точь походила на Верховную Мать Мензоберранзана — разумеется, за исключением цвета
За исключением моментов, когда Мать Бэнр призывала Далию на заседание Совета, эльфийке совершенно нечего было делать. Она занимала положение главы Дома До’Урден, но это была чистая формальность. Впрочем, это не имело значения, потому что она все равно не понимала, где находится и что с ней творится.
Однако Киммуриэль, скрывавшийся среди теней в углу спальни Далии, прекрасно все понимал. Большая часть воинов Дома состояла в организации Бреган Д’эрт, а остальные солдаты, которых было немало, принадлежали к Дому Бэнр, и все они подчинялись Андзрелу Бэнру, мастеру оружия Первого Дома.
Разумеется, все это было временно, поскольку лидеры нового Дома До’Урден — Тиаго Бэнр и его супруга Сарибель, Отец Дома Тос’ун Армго и его дочь Дум’вилль, среди прочих, — находились сейчас на поверхности, на востоке, и руководили войной на Серебристых Болотах.
В то же время Киммуриэль не ожидал, что с возвращением воинов в положении Далии что–то изменится. Она являлась предметом насмешек для горожан, только и всего. О, когда Тос’ун вернется, Далии, без сомнения, прикажут выполнять обязанности его супруги, и Тиаго, скорее всего, тоже потребует подобных услуг от Далии. Мать Бэнр и Мать Мез’Баррис без конца спорили, кому из этих двоих следует стать отцом наследницы трона Далии — игрушечного трона, которому скоро предстоит опустеть.
Понимала ли это Далия?
Понимала ли она вообще хоть что–нибудь, если уж об этом зашла речь?
В течение последней декады Киммуриэль несколько раз тайно посещал эту комнату и тайно проникал в сознание Далии, но до сих пор не мог быть уверен в ней.
Псионик направил в сторону эльфийки волны мысленной энергии, которые вызывали у нее сонливость, и вскоре она снова свернулась на постели и погрузилась в глубокий сон.
Киммуриэль приблизился к кровати. Прикоснулся кончиками пальцев ко лбу, щекам женщины, осторожно, легко, и между ними установилась мысленная связь.
Как только сознание его объединилось с сознанием Далии, он ощутил тревожный диссонанс. Нити ее мыслей извивались, завязывались узлами, путались и никуда не вели. Даже в своих снах — а именно во сне в мозгу Далии чаще всего возникали какие–то осмысленные образы — она не могла додумать до конца ни одну мысль.
Киммуриэль мельком увидел лицо Дзирта, затем лицо Энтрери — и понял, что женщина пытается что–то вспомнить.
А потом перед ним возник какой–то туннель, труп гоблина, яма с извивающимися змеями…